На грусть, на страсть, на смерть.
Виолончелью, скрипом
Дверей и звоном рюмок,
И лязгом шпор, и криком
Вечерних поездов,
Выстрелом на охоте
И бубенцами троек —
Зовете вы, зовете
Нелюбленные мной!
Но есть еще услада:
Я жду того, кто первый
Поймет меня, как надо —
И выстрелит в упор.
22 октября 1915
«Цыганская страсть разлуки…»
Цыганская страсть разлуки!
Чуть встретишь — уж рвешься прочь!
Я лоб уронила в руки,
И думаю, глядя в ночь:
Никто, в наших письмах роясь,
Не понял до глубины,
Как мы вероломны, то есть —
Как сами себе верны.
Октябрь 1915
«Полнолунье и мех медвежий…»
Полнолунье и мех медвежий,
И бубенчиков легкий пляс…
Легкомысленнейший час! — Мне же
Глубочайший час.
Умудрил меня встречный ветер,
Снег умилостивил мне взгляд,
На пригорке монастырь светел
И от снега — свят.
Вы снежинки с груди собольей
Мне сцеловываете, друг,
Я на дерево гляжу, — в поле
И на лунный круг.
За широкой спиной ямщицкой
Две не встретятся головы.
Начинает мне Господь — сниться,
Отоснились — Вы.
27 ноября 1915
«Быть в аду нам, сестры пылкие…»
Быть в аду нам, сестры пылкие,
Пить нам адскую смолу, —
Нам, что каждою-то жилкою
Пели Господу хвалу!
Нам, над люлькой да над прялкою
Не клонившимся в ночи,
Уносимым лодкой валкою
Под полою епанчи.
В тонкие шелка китайские
Разнаряженным с утра,
Заводившим песни райские
У разбойного костра.
Нерадивым рукодельницам
— Шей не шей, а все по швам! —
Плясовницам и свирельницам,
Всему миру — госпожам!
То едва прикрытым рубищем,
То в созвездиях коса.
По острогам да по гульбищам
Прогулявшим небеса.
Прогулявшим в ночи звездные
В райском яблочном саду…
— Быть нам, девицы любезные,
Сестры милые — в аду!
Ноябрь 1915
День угасший
Нам порознь нынче гас.
Это жестокий час —
Для Вас же.
Время — совье,
Пусть птенчика прячет мать.
Рано Вам начинать
С любовью.
Помню первый
Ваш шаг в мой недобрый дом, —
С пряничным петухом
И вербой.
Отрок чахлый,
Вы жимолостью в лесах,
Облаком в небесах —
Вы пахли!
На коленях
Снищу ли прощенья за
Слезы в твоих глазах
Оленьих.
Милый сверстник,
Еще в Вас душа — жива!
Я же люблю слова
И перстни.
18 декабря 1915
«Лежат они, написанные наспех…»
Лежат они, написанные наспех,
Тяжелые от горечи и нег.
Между любовью и любовью распят
Мой миг, мой час, мой день, мой год, мой век.
И слышу я, что где-то в мире — грозы,
Что амазонок копья блещут вновь.
— А я пера не удержу! — Две розы
Сердечную мне высосали кровь.
Москва, 20 декабря 1915
«Даны мне были и голос любый…»
Даны мне были и голос любый,
И восхитительный выгиб лба.
Судьба меня целовала в губы,
