Да что Яшка!..
Там покойникам на глаза медные пятаки кладут. Тяжелые. Потому что, ежели они такую красоту углядят, то сразу из гроба поднимутся.
Вот такие они — сибирячки!
Это вам не какое-то худосочное городское создание с зеленым лицом.
— Ах, маменька, я вчера читала такой чувствительный роман. Все про любовь. Накапайте мне, пожалуйста, валериановых капель для снятия беспокойства.
Вот и разберись, зачем Владимир Ильич эту кутерьму с женитьбой затеял…
А теперь представьте себе картину сибирской жизни.
Вечер. За окнами мороз. В небе светится белая луна и мерцают, будто ежатся от холода, звезды.
В жарко натопленной избе за деревянным столом расположились трое: хозяин с хозяйкой и их постоялец.
Дымится миска с пельменями. На тарелках разложена квашеная капуста, соленые огурчики, маринованные грибки. В хлебнице — духовитый ржаной хлеб домашней выпечки. Стоит глиняный жбан с квасом и лафитник с чистым, прозрачным, как слеза, самогоном.
— Глашка, — басит хозяин. — А ну сидай за стол.
— Я ужо снидала, батенька, — пищит та из-за занавески.
— Ела она, ела, — подтверждает хозяйка.
Муж хочет что-то сказать, но только машет рукой.
— А-а! Ладно… Давай-ка, Вовка, налегай на нашу едову.
— Благодарю вас, — подкладывает себе пельменей постоялец.
— А выпьем?
— Вообще-то мы, революционеры не пьем. Но у меня чертовски разболелся зуб. И прополоскать его спиртным — прекрасный способ перебороть недуг.
— Затейливо гуторишь. Так пьешь или нет?
— Пью.
— И славно.
Хозяин разливает самогон по стопкам.
— Ну, будем!
Они выпивают и некоторое время неспешно закусывают.
— Еще по одной?
— Вообще-то зуб прошел. Но для профилактики других…
— Ты не боись. Мы все твои тридцать два обмоем. Вечер-то длинный. Куда торопиться.
Они снова выпивают и едят.
— Скажи-ка, Вовка, — интересуется хозяин — сколько тебе у нас назначено?
— Три года.
— Как всем.
— Почему как всем?
— Ты ж по политике?
— Я революционер!
— Во-во! Три года — и каюк твоей революции.
— Товарищ, обоснуйте свою позицию.
— Куда уж мне!.. Это ты, Вовка, все снуешь, снуешь. Не успел появиться, а уж всех девок общупал. И на Глаху мою глаз положил.
— Папенька! — пискнула та.
— Цыть! — гаркнул на нее отец.
— Товарищ, вы не правы! — загорячился Владимир Ильич. — Да, я смотрю на вашу Глафиру и на других. Но не как на девок, а как на представителей трудового народа. У которых впереди блестящее будущее. И которым нужно оказать помощь и содействие в его достижении.
— Что у них впереди, мы знаем. Сегодня — с одной, завтра с другой, третьей.
