Заключенные в свободное время занимались своими делами. Владимир Ильич обычно лежал на спине и думал. И Троцкий тоже лежал. И тоже думал. Мысли у них были разные. Владимир Ильич размышлял о будущем, а Лев — исключительно о сегодняшнем дне.
— Лев Давыдович, убирать бы пора, — подал голос Бонч-Бруевич.
Мальчишка с такой сложной фамилией считался помощником Кржижановского. Он натирал эбонитовые палочки, носил их в карманах и с обожанием смотрел на своего электрического наставника.
В тюрьму он попал случайно. Прибавил себе пару годков и его взяли со всеми.
Про уборку он напомнил не просто так. Обычно он убирал камеру вместо Троцкого, за что тот ему отдавал папиросы. А он уже менял их на скабрезные картинки. Владимир Ильич в этом угрозу марксизму не усматривал и сам интересовался картинками.
— Так что? — повторил Бонч-Бруевич.
Ему, определенно, хотелось свежих картинок.
— Успеется, Боня, успеется. Все это мелкое, суетное, — отозвался Троцкий.
Судя по всему, у него или не нашлось в этот раз папирос. Или он решил их променять на что-то иное.
— А что главное? — не унимался Бонч-Бруевич.
— Философия, осмысление жизни.
— Что-то я не понимаю.
— Скажи, Боня, веришь ли ты в народную мудрость?
— Владимира Ильича? — простодушно переспросил тот.
— В широком философском смысле.
— Ну, конечно, верю.
— Вера — это догматизм и начетничество.
— Значит нельзя верить?
— Надо убедиться в ее достоверности на практике. Практика — критерий истины. Слышал?
— Да, а как это сделать?
— Видишь в углу веник?
— Вижу.
— Попробуй его сломать.
Бонч-Бруевич взял веник и, тужась, добросовестно попытался его повредить. Он кряхтел, краснел. Но все было напрасно.
— Видишь! — наставительно поднял вверх указательный палец Троцкий. — А теперь развяжи веник.
— Зачем?
— Действуй. Потом узнаешь, — взбодрил его Лев.
Бонч-Бруевич добросовестно исполнил просьбу старшего.
— А теперь ломай по прутику!
Юноша легко и без усилий принялся ломать разрозненные части веника.
— Получается! — восхитился он, с восторгом взирая на старшего товарища.
— Чем это вы занимаетесь? — оторвался от своих раздумий Владимир Ильич.
— Учу молодежь на жизненном опыте постигать философские истины.
— Какие же?
— Практика — критерий истины. Сила — в единстве.
— А зачем веник испортили?
— Целый веник не ломался. А по одному прутику — запросто, — сообщил Бонч-Бруевич.
— После постижения этой истины уже нельзя производить уборку.
— Ну да, — подтвердил Троцкий. — Инструментарий-то разломан.
