Байки из мавзолея. Роман в анекдотах | страница 47
— Кто?
— Ну, откуда я ушел.
— А как же. По списку.
— Скажите, а как ваша фамилия?
— Жаловаться будешь?
— Нет, вы замечательный человек! Благодетель!
— Ну да ладно. Троцкий моя фамилия. Ефим Троцкий.
— Я запомню.
И он не только запомнил. Но и сделал эту фамилию своим псевдонимом.
Возвращение к своим
— И где же это вы, батенька, столько времени пропадали? — спросил Владимир Ильич, едва соратник переступил порог камеры.
— Попал к бандитам! — сообщил Лева, расстроенный и огорченный потерей заначки.
— Да что вы говорите!
— Да, да!
И Лева поведал соратникам о своих злоключениях.
— А главный из них — просто чудовище. Но грамотный.
— Я его знаю, — сказал Дзержинский. — Он книжки читать умеет. А зовут его — Коба.
— Откуда вы знаете? — удивился пролетарский вожак.
— Сидел? — грозно вопросил Лева.
— По малолетке, — неохотно признался будущий памятник.
— Убил? Ограбил? — не унимался Лев.
— Ошибался, — подвел итог соратник. — А тип этот очень своеобразный. Он грабит. Но только богатых. И раздает бедным.
— Все?
— Что остается. У него же нукеры, лошади.
— Да, оригинальный тип, — подвел итог Владимир Ильич, задумавшись о своем.
— Обед! — басовито выкрикнул в дверную отдушку вертухай.
И революционеры с мисками и ложками устремились на раздачу.
— Кхм! — кашлянул Владимир Ильич.
Соратники дружно расступились, пропуская вождя.
И вот сейчас, после рассказа Левы, ему неожиданно пришла в голову мысль.
Слово! Вот главное оружие революционеров в настоящий момент. И оно может быть и устным, произнесенным вслух и быстро забытым. И письменным, записанным на бумагу и впечатанным в десятилетия и века.
После обеда, после скудной тюремной баланды, лежа на шконке он вспоминал былые марксистские застолья.
Как скатывались капли воды по запотевшей стенке графина с водкой. Как сверкало рубиновым цветом красное вино в фужерах. И из глиняных кувшинов тянуло хлебным духом от холодного кваса.
Как из чугунного котелка струился пар от вареной картошки. На тарелках сверкали мокрыми спинками нарезанные соленые огурцы. И крупные ломти свежего пахучего ржаного хлеба так и просились в руки.
Он не выдержал. Вскочил. И огрызком карандаша на неиспользованной туалетной бумаге, под тусклым светом зарешеченного тюремного окошка он быстро набросал свое первое печатное произведение: «Три источника, три составных части марксизма».
Критерий истины
В тюрьме царил строгий порядок. Все — еда, сон, допросы — шло по расписанию, по очереди. Камеру свою заключенные убирали сами. И тоже по очереди. Кому-то это нравилось, кому-то нет, но за нарушение порядка полагалось даже наказание.