Байки из мавзолея. Роман в анекдотах | страница 47



— Кто?

— Ну, откуда я ушел.

— А как же. По списку.

— Скажите, а как ваша фамилия?

— Жаловаться будешь?

— Нет, вы замечательный человек! Благодетель!

— Ну да ладно. Троцкий моя фамилия. Ефим Троцкий.

— Я запомню.

И он не только запомнил. Но и сделал эту фамилию своим псевдонимом.

Возвращение к своим

— И где же это вы, батенька, столько времени пропадали? — спросил Владимир Ильич, едва соратник переступил порог камеры.

— Попал к бандитам! — сообщил Лева, расстроенный и огорченный потерей заначки.

— Да что вы говорите!

— Да, да!

И Лева поведал соратникам о своих злоключениях.

— А главный из них — просто чудовище. Но грамотный.

— Я его знаю, — сказал Дзержинский. — Он книжки читать умеет. А зовут его — Коба.

— Откуда вы знаете? — удивился пролетарский вожак.

— Сидел? — грозно вопросил Лева.

— По малолетке, — неохотно признался будущий памятник.

— Убил? Ограбил? — не унимался Лев.

— Ошибался, — подвел итог соратник. — А тип этот очень своеобразный. Он грабит. Но только богатых. И раздает бедным.

— Все?

— Что остается. У него же нукеры, лошади.

— Да, оригинальный тип, — подвел итог Владимир Ильич, задумавшись о своем.

— Обед! — басовито выкрикнул в дверную отдушку вертухай.

И революционеры с мисками и ложками устремились на раздачу.

— Кхм! — кашлянул Владимир Ильич.

Соратники дружно расступились, пропуская вождя.

И вот сейчас, после рассказа Левы, ему неожиданно пришла в голову мысль.

Слово! Вот главное оружие революционеров в настоящий момент. И оно может быть и устным, произнесенным вслух и быстро забытым. И письменным, записанным на бумагу и впечатанным в десятилетия и века.

После обеда, после скудной тюремной баланды, лежа на шконке он вспоминал былые марксистские застолья.

Как скатывались капли воды по запотевшей стенке графина с водкой. Как сверкало рубиновым цветом красное вино в фужерах. И из глиняных кувшинов тянуло хлебным духом от холодного кваса.

Как из чугунного котелка струился пар от вареной картошки. На тарелках сверкали мокрыми спинками нарезанные соленые огурцы. И крупные ломти свежего пахучего ржаного хлеба так и просились в руки.

Он не выдержал. Вскочил. И огрызком карандаша на неиспользованной туалетной бумаге, под тусклым светом зарешеченного тюремного окошка он быстро набросал свое первое печатное произведение: «Три источника, три составных части марксизма».

Критерий истины

В тюрьме царил строгий порядок. Все — еда, сон, допросы — шло по расписанию, по очереди. Камеру свою заключенные убирали сами. И тоже по очереди. Кому-то это нравилось, кому-то нет, но за нарушение порядка полагалось даже наказание.