Спрашивается, зачем же развивать подобную теорию? Зачем рубить сук, на котором так удобно пристроился?
Мотивы садо-мазо слышатся в этой революционной симфонии.
Если бы основоположники марксизма парились в одной бане, то Карл Маркс, безусловно, хлестал бы друга веником. А Фридрих Энгельс все бы подставлялся, подставлялся…
Пока Владимир Ильич разрабатывал модель революции в отдельно взятой стране, Надежда Константиновна неуклонно искала: писала письма, вела переговоры.
И однажды она привела в дом незнакомого мужчину.
— Знакомься, Володя! — сказала она. — Савва Морозов.
— Очень приятно, товарищ Морозов, — проговорил Владимир Ильич.
— Вообще-то я не товарищ, — смутился тот.
— Это известный капиталист. Владелец мануфактур, — со значением сообщила Надежда Константиновна. — Как Энгельс.
— Хм! А я, батенька, журналист!
Владимир Ильич слегка сощурился, заложил большие пальцы рук за жилетку и покачался — взад-вперед — на носках и пятках. Любой бы догадался, что перед ним никакой не журналист, а фигура поважнее и позначительнее.
— И что же вас, батенька, привело в центр борьбы рабочего класса? — благодушно осведомился Владимир Ильич.
— Хочу в ней поучаствовать. Лично!
— И каким же образом?
— Действуя по вашей теории слабого звена.
— Ну-ка, ну-ка! — поощрил его Владимир Ильич.
— Мы вступили в империализм — высшую стадию капитализма, канун революции.
— Верно!
— И старый мир будет рваться в слабом звене.
— Архиверно!
— А страна эта — Россия!
— Правильно!
— Но и в стране может быть свое слабое звено.
— Предположим.
— Мои мануфактуры и есть это слабое звено!
— В чем же их слабость? Нет прибыли? Задавили конкуренты?
— Прибыль хороша. И конкурентов близко не видно.
— Так в чем же дело?
— Рабочих жалко. Эксплуатирую их бессовестным образом.
— Прибавьте зарплату. Сократите рабочий день.
— Не могу. Разорюсь.
— И что же вы решили сделать?
— Хочу отдать мануфактуру рабочим. Ввести их прямо в коммунизм. Как завещал Маркс. Без бурь, революций и потрясений.
— Это поразительно неверно. Это политическая близорукость.
— Почему? — опешил Морозов.
— Это же элементарно, батенька. Получив в свои руки средства производства, рабочие перестанут быть рабочими. Они превратятся в капиталистов, перестанут трудиться, уповая на прибыль. Их пролетарское сознание начнет смердеть и разлагаться. И мы вместо приближения светлого будущего всего человечества, будем его отодвигать, превращать в несбыточную мечту.
— Я думал о счастье рабочего человека, — растерялся Морозов.
