— Плохо потому, что ничего конкретного. Одни возгласы да обещания. Недостатки, положим, были названы, но… и то, я вам скажу, схитрили вы здесь.
— Как это?
— Назвали такие недостатки, за которые головы не снимают. — Большеротый повернулся к Аксенову и улыбнулся. — Так ведь?
Аксенов презрительно прищурил глаза.
— Чего так? — Он чувствовал себя глупо.
— Клуб не достроили — это полбеды. За это можно бить себя в грудь.
— А еще что? Что я утаил, например?
— А мор свиней в прошлом месяце?.. Это же не стихийное бедствие, это безалаберность. Халатность. — Директор выговорил эти два слова твердым, спокойным голосом — он их не выбирал и ни на мгновение не задумался: говорить ли этими или подыскать другие? — У вас есть акт ветврача об этом. Скрыли.
У Аксенова от злости засосало под ложечкой. Особенно возмутил его этот спокойный, уверенный тон директора. Он некоторое время молчал.
— Что же ты не сказал об этом?
Директор ответил тоже не сразу.
— Скажу. Вот осмотрюсь немного — начну говорить.
— Достанется нам тогда на орехи! — воскликнул Аксеныч. Он хотел еще добавить: «Таким большим ртом можно мно-ого наговорить всякой всячины». Но удержался. С этой минуты он горячо невзлюбил директора и даже забыл подумать, откуда новичку известны такие факты, как припрятанный до поры до времени акт о падеже свиней в колхозе «Пламя коммунизма», в котором есть и эти слова: «безалаберность» и «халатное отношение». — Несдобровать нам тогда! А? — Аксеныч окинул насмешливым взглядом соседа. Он тоже решил казаться насмешливым.
— Не знаю, как насчет сдобровать, но акты из столов… — тут директор несколько замялся, — акты придется вытащить. Они не для того пишутся, чтобы лежать в столах. Правильно? — Директор засмеялся и хлопнул Аксенова по плечу: он отчего-то развеселился.
Аксенов резко шевельнул плечом, скидывая руку директора.
— Не лапай, я не баба.
— О!
«Запугать хочет. Как с ребенком разговаривает, стервец. Стреляный воробей, вообще-то говоря, — думал Аксенов. — В секретари метит. Как бы тебя ущемить, черта лысого? Высажу сейчас посреди дороги. Скажу, что в другую сторону надо». Но вместо этого неожиданно для себя Аксеныч покосился на директора и усмехнулся.
— Поглядим, сосед, как ты развернешься. Ой, поглядим!
— Развернемся! — Директор улыбнулся бескровными губами. И так хорошо он улыбнулся, что Аксенов почему-то вдруг поверил: этот развернется. Что-то такое было у него припрятано про запас — и чувствуешь, но не понимаешь, что именно. Развернется и будет все такой же насмешливый и спокойный.
