— Помогите! — выдохнул он. — Мне дурно.
На носки привстав, Ленехан немедля принялся обмахивать лицо его шелестящими листочками.
Профессор, возвращаясь на место мимо подшивок, тронул легонько рукою распущенные галстуки Стивена и мистера О'Мэддена Берка.
— Париж в прошлом и настоящем. Вы выглядите как коммунары.
— Как те парни, что взорвали Бастилию, — сказал Дж. Дж. О'Моллой с мягкой иронией. — Или, может, это как раз вы с ним пристрелили генерал-губернатора Финляндии? Судя по виду, вы бы вполне могли. Генерала Бобрикова[502].
ОМНИУМ ПОНЕМНОГУМ
— Мы еще только собирались, — отвечал Стивен.
— Соцветие всех талантов, — сказал Майлс Кроуфорд. — Юриспруденция, древние языки…
— Скачки, — вставил Ленехан.
— Литература, журналистика.
— А будь еще Блум, — сказал профессор, — тогда и тонкое искусство рекламы.
— И мадам Блум, — добавил мистер О'Мэдден Берк. — Муза пения. Любимица всего Дублина.
Ленехан громко кашлянул[503].
— Гм-гм! — произнес он, сильно понизив голос. — Глоток свежего воздуха!
Я простудился в парке. Ворота были отворены.
ВЫ ЭТО МОЖЕТЕ!
Редактор положил Стивену на плечо нервную руку.
— Я хочу, чтобы вы написали что-нибудь для меня, — сказал он. — Что-нибудь задиристое. Вы это можете. Я по лицу вижу[504]. В словаре молодости[505]…
По лицу вижу. По глазам вижу. Маленький ленивый выдумщик.
— Ящур! — воскликнул редактор с презрительным вызовом. — Великое сборище националистов в Боррис-ин-Оссори[506]. Сплошная дичь! Надо таранить публику! Дайте-ка им что-нибудь задиристое. Вставьте туда нас всех, черт его побери. Отца, Сына и Святого Духа и Дристуна Маккарти[507].
— Мы все можем доставить пищу для ума, — сказал мистер О'Мэдден Берк.
Стивен, подняв глаза, встретил дерзкий и блуждающий взгляд.
— Он вас хочет в шайку газетчиков, — пояснил Дж. Дж. О'Моллой.
ВЕЛИКИЙ ГАЛЛАХЕР
— Вы это можете, — повторил Майлс Кроуфорд, подкрепляя слова энергичным жестом. — Вот погодите. Мы парализуем Европу, как выражался Игнатий Галлахер, когда он мытарствовал, подрабатывал маркером на бильярде в отеле «Кларенс». Галлахер, вот это был журналист. Вот это перо. Знаете, как он сделал карьеру? Я вам расскажу. Виртуознейший образец журнализма за все времена. Дело было в восемьдесят первом[508], шестого мая, в пору непобедимых, убийства в парке Феникс, я думаю, вас тогда еще и на свете не было. Сейчас покажу.
Он двинулся мимо них к подшивкам.
— Вот, глядите, — сказал он, оборачиваясь, — «Нью-Йорк уорлд» запросил специально по телеграфу. Припоминаете?
