Избранные произведения в одном томе | страница 122



Р о з а л и н д а. Я была бы уже не той Розалиндой, которую ты любишь.

Э м о р и (на грани истерики). Не могу я от тебя отказаться! Не могу, и все тут. Ты должна быть моей.

Р о з а л и н д а (с жесткой ноткой в голосе). А теперь ты говоришь, как ребенок.

Э м о р и (закусив удила). Ну и пусть! Ты нам обоим испортила жизнь.

Р о з а л и н д а. Я выбрала разумный путь, единственно возможный.

Э м о р и. И ты выйдешь за Досона Райдера?

Р о з а л и н д а. Не спрашивай. Ты же знаешь, в некоторых отношениях я уже не молода, но в других… в других я как маленькая девочка. Люблю солнце, и красивые вещи, и чтоб было весело, до смерти боюсь ответственности — не хочу думать про кухню, про кастрюли и веники. Мои заботы — это загорят ли у меня ноги, когда я летом поеду на море.

Э м о р и. Но ты меня любишь.

Р о з а л и н д а. Поэтому-то и нужно кончать. Неопределенность — это так больно. Такой сцены, как сегодня, мне больше не выдержать.


Снимает с пальца кольцо и протягивает ему. Глаза у обоих снова наполняются слезами.


Э м о р и (целуя ее в мокрую щеку). Не надо! Сохрани его, ну пожалуйста! Не разбивай мне сердце!


Она мягко вдавливает кольцо ему в ладонь.


Р о з а л и н д а (безнадежно). Уйди, прошу тебя.

Э м о р и. Прощай…


Она бросает на него еще один взгляд, полный бесконечного сожаления, бесконечной тоски.


Р о з а л и н д а. Не забудь меня, Эмори…

Э м о р и. Прощай…


Он идет к двери, как слепой ищет ручку, находит; она видит, как он вскидывает голову, и вот он ушел. Ушел — она приподнимается, потом падает на диван, лицом в подушки.


Р о з а л и н д а. О господи, лучше умереть!


Через минуту встает и с закрытыми глазами пробирается к двери. Потом еще раз окидывает взглядом комнату. Здесь они сидели и мечтали; в этот подносик она столько раз насыпала ему спичек; этот абажур они в какое-то блаженно долгое воскресенье предусмотрительно опустили. С блестящими от слез глазами она стоит и вспоминает, потом произносит вслух:


Эмори, дорогой мой, что же я с тобой сделала!


И глубже, чем боль и грусть, которые со временем пройдут, в ней живет чувство, что она что-то потеряла — неведомо что, неведомо как.

Глава 2

Методы излечения

В баре «Никербокер», на который с широкой улыбкой взирал многоцветный, веселый «Старый дедушка Коль» работы Максфилда Пэрриша, было людно. Эмори, войдя, остановился и посмотрел на часы: ему необходимо было узнать точное время, присущая ему любовь к перечням и рубрикам требовала отчетливости во всем. Когда-нибудь ему доставит смутное удовлетворение мысль, что «это кончилось ровно в двадцать минут девятого в четверг, десятого июня 1919 года». Было учтено и то, сколько времени он шел сюда от ее дома, — путь, который затем начисто выпал из его памяти.