Они вообще ко всему происходящему относились легко. Премии лишили? И хрен с ней, с премией — народ компенсирует! Дежурить первого января поставили? Ничего — отдежурим, да так, что заведующая подстанцией до осени будет икать, вспоминая это наше дежурство! Жена ушла? И хрен с ней — разве на подстанции женщин мало? Руку на вызове сломал? Да это же вообще прикол и возможность два месяца получать зарплату просто так, не работая!
— Завидую я вам, — говорил водитель Адаев, отец четырех великовозрастных дочерей, одна другой страшнее. — Живете, как воробьи — ничего в голову не берете, ни о чем не думаете! Эх, мне бы так научиться…
— Учись, пока мы живы! — смеялись Сарычев и Вяткин. — Ты же с нами на одной бригаде работаешь, тебе и карты в руки.
Кроме Адаева, никто из водителей с ними работать не соглашался. И, вообще-то, не без оснований. Трудно было выносить в течение суток веселье Сарычева и Вяткина. К примеру, едет машина ночью по кольцевой на скорости сто километров в час. И вдруг Вяткин в салоне громко кукарекать начинает. Вздрогнешь от неожиданности, да и въедешь в столб или еще куда. А это Вяткин просто хотел сказать, что уже час ночи — время первых петухов. Или вдруг на ходу в машине начинается странный и очень пугающий стук, кажется, будто она сейчас рассыплется. А это Сарычев металлических шариков в круглую железную банку из-под чая насыпал и в салон подкинул. Машина едет, банка по полу катается, на ухабах подпрыгивают, шарики стучат, водила дергается, а Сарычеву весело. Только флегматичный Адаев, которому дома, по его выражению, «сверлило мозг пять дрелей» (жена и дочери), мог снисходительно относиться к подобным шуточкам и вообще мог уживаться с раздолбаями.
Сам Адаев никогда не шутил, не умел, хотя однажды Сарычеву с Вяткиным показалось, что он чему-то научился. Ехали на вызов, но вдруг Адаев резко затормозил, гаркнул: «Вылезайте! Сейчас взорвемся!» — и выскочил из машины. Сарычев с Вяткиным и не подумали вылезать, они на такие примитивные розыгрыши не велись. Но когда принюхались, выскочили как ошпаренные. Машина минуты три горела тихо, а потом друг за дружкой взорвались бензобак и кислородный баллон.
— А мы думали, что ты прикалываешься, — сказал Адаеву Сарычев, созерцая догорающий автомобиль.
— Ну я же не такой идиот, как вы, чтобы так шутить, — ответил Адаев.
Сарычев с Вяткиным не обиделись. Они вообще ни на кого не обижались. Атрофированная обидчивость — непременная составляющая легкого отношения к бытию.
