— Вы выбрали балет?
— Да. «Синяя птица».
— Я могу видеть мои ноты?
— Ой, не сегодня, я вам, конечно, дам «Синюю птицу», вот, у меня есть (всплеск рукой в сторону карниза), но это не совсем то, что мне нужно, я, конечно, дам вам прослушать, но это все равно не совсем то, что мы будем танцевать, то, что мы будем танцевать, мне уже выслали из Австралии, как только придет, я вам дам, там то, что именно мне нужно.
Так… Для меня что Австралия, что Марс, и, сколько оттуда будут идти ноты, я не знаю, а мне через неделю опять «это» играть. Ладно, найду сама, дело за малым, надо выяснить — что.
— Вы не можете мне написать — кто, что и в каком акте танцует? Я спрошу у подруги.
— Да, конечно, но у меня листочка нет.
— Вот.
— Ой, у меня ручки нет.
— Вот.
— Сейчас!
Уходит.
В коридоре долго разговаривает с родительницей. Урок вообще-то идет, поэтому приходится возвращаться. Попытка пройти мимо меня не удается, я мысль держу цепко:
— Вы не напишите мне?
— Да, конечно.
Возвращает листочек, на нем:
«Giils Variation».
Что-то я «Синюю птицу» подзабыла… Спрашивать — кто это — неудобно, да и ответ вряд ли мне поможет…
— А какой акт? А полностью вариация или часть? Она там одна?
— Там еще две кошечки танцуют. Вариант Кировского балета — они так до сих пор называют Мариинский театр.
— Кошечки танцуют в куче, или им потом отдельно играть?
— Это во втором акте, — и закипающая ненависть во взгляде.
— Хорошо, я постараюсь найти сама, к следующей субботе буду готова.
Растерянный взгляд:
— Я сейчас объясню… Мне нужно не совсем то… Точнее — то, но в другой версии, мне скоро придет из Австралии, я вам покажу — там эта вариация в другом размере.
(Пояснение для немузыкантов: например, вам дают задание — взять стихотворение Пушкина, написанное ямбом, и прочесть его, но в дактиле. Ну там, слова переставить местами, если надо, или поменять на ваше усмотрение, лишь бы звучало, и смысл сохранился.)
— Как… в другом… В каком? А в каком было? (Эмоций нет, есть легкий шок, всякое движение в голове замирает.)
— Нам в том — легче. (Понятно, что не труднее.)
— А… выступать будете под запись или под фортепиано?
— Под запись, конечно.
— В каком размере?
— Ну… я еще не знаю… посмотрим… наверное, в том. Хотя, может, в оригинальном сможем… хотя я, знаете, не уверена, посмотрим.
Всё. Мой организм отказывается что-либо понимать, я уперлась рогами в стену. Когда учат медленно, потом ускоряют, я понимаю. Но когда учат в одном размере, а выступают в другом… Переучивать-то гораздо сложнее, чем учить. Мне срочно надо к подружке, гениальному московскому концертмейстеру, она играючи проблему разъяснит, может, это у них прописные истины какие, может, так и надо (хотя даже через океан я почему-то уже вижу ее недоуменно поднимающиеся брови).
