Мы копали землю, ветер нёс пыль и сверкало солнце. А возле маяка хлопала на ветру палатка и медленно вращалась антенна - и в полдень, и вечером, когда в небе горела заря и зажигались первые звезды.
Так и осталось неизвестным, что они делали на горе - занимались радиолюбительством, слушали электронные шумы космоса, или были просто шпионами.
Через несколько дней эти люди незаметно исчезли и на вершине уже не было ничего, кроме обрывков изоленты, кусков провода и следов костра.
А ветер всё продолжал дуть, не переставая ни днём ни ночью. Этот ветер разбудил во мне странное настроение беспричинного счастья - может быть, именно его я и ждал... Оно приходило то по утрам - откроешь глаза, а над яром и над зелеными горами сияет яркая синева небес; то в звуках музыки, случайно найденной, когда крутишь ручку приёмника...
Утомленный горячим ветром с востока, после конца работы я сбегал на берег, где под белым песчаным обрывом бросался в прозрачную воду и жадно пил её, уходя в глубину... там переворачивался и медленно, с раскрытыми глазами всплывал вверх, глядя через воду как все ярче становится желтоватое пятно солнца. Мне казалось, что в это мгновение меня касается некая сила, разбуженная ветром с востока. "С каждым глотком ты проникаешь всё глубже и глубже в меня... с каждым взмахом рук я погружаюсь все глубже и глубже в тебя...". А когда выходишь из воды в сверкающий свет темного полуденного солнца, становится холодно от ветра. Но это только на краткий миг - потом сворачиваешься, как зверь, на белом песке, осыпающемся с горы, и солнце сразу согревает. И ничего тогда не надо - только жгущее солнце, блеск света на воде и ветер с востока...
С каждым днём всё больше темнела кожа, уходила из тела влага, сменяясь аскетической сухостью; всё чётче проступали под кожей мышцы и рёбра, и просыпалась где-то в глубине странная сила, похожая на скрученную пружину. Так голод, зной, яркий свет и эфедрин сделали своё дело - сила, принесенная ветром с востока, вошла в меня.
А потом настал день, который запомнился мне больше всего. Третьего августа утром было объявлено, что сегодня мы поедем в Бучак, на Бабину гору. Этой поездки я давно ждал, ибо дух бучацкого посвящения всё сильнее и сильнее влёк меня. Доктор Максимов сел в кабину "Урала", а мы с Виктором и остальной компанией полезли в кузов большого трёхосного грузовика.
Полевые дороги бежали под колёса машины, бил ветер в лицо, в кузове трясло и бросало в разные стороны, а мы впятером стояли, держась за передний борт; над головами у нас было высокое небо и впереди - сверкающее солнце. Казалось, что ветер с востока нарушил какое-то глубинное основание - и души, и самой реальности. И тогда весь мир пришёл в движение, став не имеющей конца дорогой.
