В мастерскую к бабушке часто приходят самые разные люди: ее приятели-художники, заказчики, любители старины и искусства, а то и просто любопытные. И все же она заметно удивляется, когда на пороге мансарды появляется столь живописная компания. Старик в зеленой чалме величественно кланяется бабушке, важно прижимая к груди левую руку. И его телохранители в цветных фесках тоже молча и низко, чуть не до пояса кланяются ей.
Через секунду, оправившись от неожиданного вторжения, бабушка радушным жестом указывает гостям на тахту.
По праву старшинства и бесспорной своей значительности на тахту усаживается один старик. Мгновенным, острым, ястребиным взглядом окидывает он развешанные по стенам, разостланные по полу и сваленные в углу ковры. Потом, сложив на коленях руки и неспешно перебирая блестящие черные четки, молча кивает слуге в красной феске. И тот, почтительно склонившись перед бабушкой, начинает говорить. По-русски он говорит плохо, смешно коверкая самые простые слова.
Стоя у двери, я напряженно вслушиваюсь, стараясь ничего не пропустить.
Эфенди такому-то — странного восточного имени я сразу не могла запомнить — известно, что художница мадам Аджэмов собирает старинные ковры. Эфенди прибыл издалека, из Афганистана, и очень, очень просил бы разрешения взглянуть на коллекцию мадам Аджэмов. Если она будет столь любезна…
— Коллекцию? — с удивлением перебивает бабушка. — Но вы заблуждаетесь, эфенди! Никакой коллекции у меня нет — так, десяток старых, дряхлых ковров…
— Эфенди просит вы их показать, — снова кланяется красная феска, перебросившись непонятными словами с зеленой чалмой.
Бабушка явно польщена, но, беспомощно оглянувшись, пожимает плечами.
— Так вот же! Любуйтесь, пожалуйста! Все мои сокровища перед вами! — и легким, грациозным жестом указывает на ковры, развешанные по стенам.
Тот, кого называют эфенди, не спеша поднимается и, шелестя шелком своих длинных одежд, с тем же непроницаемым, бесстрастным лицом обходит мансарду, — взгляд равнодушно скользит с ковра на ковер. Завершив беглый осмотр, он возвращается к тахте и, снова бросив красной феске десяток гортанных слов, принимается так же бесстрастно перебирать четки.
— Разве там все, что мадам Аджэмов иметь? — с вкрадчивым недоверием спрашивает красная феска.
— Да, все! — По вскинутым бровям бабушки я вижу, что она явно не понимает, что еще нужно незваным гостям. И вдруг спохватывается: — Ах да! Как же я позабыла?! Есть еще ковер! Сейчас покажу. Миранда! Иди сюда, пожалуйста! — зовет она, высунувшись в окно. — Миран-да!
