Отчего-то это воспоминание доставляет мне удовольствие. Не знаю почему, но я вижу все до мелочей. Я возвращаюсь в тот день снова и снова, извлекая из затонувших воспоминаний новые подробности, и всякий раз они наполняют мою душу удивительным радостным теплом.
Это случилось ранним утром. Горы на востоке были иссиня-черные, но за ними уже брезжил свет, окрашенный бледным багрянцем у самых горных кряжей. Он постепенно переходил в холодный серый, а на западе и вовсе растворялся в ночном мраке.
И еще было холодно – не морозно, однако ж я то и дело растирал руки и прятал их в карманы куртки, ежился и приплясывал на ходу. Земля в долине стала лавандово-серого цвета, какой она всегда бывает на рассвете. Я шагал по проселочной дороге и вдруг случайно разглядел впереди палатку: она почти сливалась с серым воздухом. Рядом полыхнул оранжевый свет, пробившийся сквозь щели старой ржавой печки. Из короткой пузатой трубы, рассеиваясь высоко в небе, валил серый дым.
Рядом с печкой стояла женщина, совсем молоденькая, в выцветших хлопчатобумажных юбке и блузке. Подойдя ближе, я увидел, что одной рукой она держит младенца, пряча его головку под блузку, и он сосет грудь. Молодая мама ходила вокруг печки, ворошила дрова, открывая то одну заржавленную заслонку, то другую, чтобы улучшить тягу, а ребенок все это время сосал молоко, ничуть не мешая ловким, изящным движениям матери. В каждом ее действии чувствовалась легкость и отточенность. Оранжевые языки вырывались из щелей печурки и отбрасывали танцующие тени на брезентовый бок палатки.
Я был совсем близко и уже чуял запах жареного бекона и свежеиспеченного хлеба – самые теплые и приятные ароматы на свете. Небо на востоке быстро светлело. Я подошел к печке, протянул над ней руки и содрогнулся от обдавшего меня тепла. Тут полог палатки приподнялся, и на улицу вышел молодой человек, а за ним старик. Оба были в новых синих комбинезонах и синих куртках с блестящими медными пуговицами. У обоих были острые, во многом похожие черты лица.
Молодой носил темную короткую бороду, старый – такую же седую. С волос у них капала вода, на бородах и щеках блестели прозрачные капли. Они молча повернулись на восток, одновременно зевнули и полюбовались занимающимся рассветом. И только тут заметили меня.
– Доброе утро! – сказал старик. Лицо его не выражало ни дружелюбия, ни недовольства.
– Доброе, сэр, – сказал я.
Следом со мной поздоровался молодой.
Вода медленно высыхала на их лицах. Они подошли к печке и стали греть над ней руки.
