Слонок вышел из кабинета начальника, когда рынок затопила вечерняя мгла. Засветились фонари, затеплились у корейцев свечи под стеклянными колпаками с приправами из овощей. Почти все валютчики снялись и ушли, остались самые ушлые, но как раз в этой профессии обогащаться спешить не стоило, загребущие менялы платили жизнями в два раза чаще. После разговора с Хозяином сомнений у бригадира прибавилось еще больше. Если он приписывал до этого нападение только чеченцам, то Пархатый с кодлой отморозков представлялся теперь опаснее кровожадного Асланбека. Мало того, планы на будущее меняло то, что цацками, проданными пастухом, заинтересовались на самом верху, вплоть до приближенных к губернатору области, не говоря о руководителях из УВД. Они потребовали дело раскрутить на полную катушку, и покушение, вызвав у Слонка чувство обиды, отошло на второй план. В кабинет заглядывали бойцы, приводили задержанных, но все оказывалось не тем. Надо было что-то делать, иначе могли, как в кино про войну, переступить через собственный труп.
Возле ступенек корчилась группа Скирдача, окончательно замерзшая.
— Ты не проверял место Коцы? Приходил он или нет? — повернулся Слонок к нему. — И что с ним вообще?
— Его не было, из валютчиков его тоже никто не видел, — разлепил Скирдач губы. — Наверное, решил переждать.
— Когда пройдет дебилизм у тебя и твоих гавнюков? Зачем надо было пасти Коцу? — взвился бригадир на дыбы. Резко опустил руку. — Вызнали, что снова имел сделку с пастухом, пронюхали, что и за сколько выкупил, и в сторону. Теперь спросить не с кого — ни пастуха, ни Коцы, ни Сороки.
— Пастух на крючке, Коца никуда не денется, отлеживается. Сорока мечется по своим делам, за ним должок.
— По каким делам? Какой должок?
— Он ходит еще по квартирам, скупает у стариков картины, иконы, музыкальные инструменты, мебель из ценных пород дерева. Имеет заказы от богатых покупателей. А должок тянется за ним еще с билетов Мавроди, когда вложил в них бабки, не только свои, но и двадцать тысяч баксов, взятых у Каталы под проценты.
— А при чем здесь мы, пусть Катала и разбирается.
— Меняла предложил нам выкупить у него этот долг.
— Когда предложил? — ошалел бригадир.
— Сегодня до обеда. Ты погнал по своим делам и я не успел тебя проинформировать.
Слонок схватился за норковую шапку, присел на корточки, его словно огрели обухом по голове. Посидев немного, он медлено распрямился:
— Е…ный в рот, это новый труп. А если Катала его и грохнул, потому что отдавать баксы Сорока и не помышлял? Тогда как?
