Однако сегодня нас, судя по всему, ждало нечто необычное. Смотрю на полосу и чувствую в ней какой-то подвох. Нас и построили не на исходном рубеже, как обычно, а вдоль полосы. И когда с поля дыхнет в нашу сторону горячий ветерок, то в нос ударяет не то запахом керосина, не то еще какой-то вонючей жидкостью, а по полосе сновал туда-сюда прапорщик Чукавин и что-то поправлял на земле руками.
— Товарищи солдаты и сержанты! — Майор остановился перед серединой строя, снял фуражку, смахнул ладонью влагу с клеенчатой подкладки и снова надел ее на голову.
Волосы и брови майора были черными, даже с синеватым отливом. Лицом он был смугл и похож на цыгана. На полевом кителе под мышками у него темнели пятна пота, и я подумал, что ему тоже нелегко на таком пекле. Майор же, не обращая никакого внимания на жару, рассказывал о характере современных войн, о том, что мы должны быть готовы ко всему.
— Сегодня вы будете преодолевать полосу препятствий в условиях применения «противником» зажигательных средств: напалма, пирогелей, а также имитации взрывов бомб и снарядов.
В наших рядах возникло оживление. Напалм, пирогели, взрывы бомб… Майор Коровин всегда придумает что-нибудь оригинальное. Его принцип мы усвоили хорошо: учить солдата так, чтобы никакие трудности не застали его врасплох.
— Как говорил педагог и писатель Макаренко, — продолжал майор, — нельзя воспитать мужественного человека, если не поставить его в такие условия, когда бы он мог проявить мужество. Сейчас я предоставлю вам редкую возможность проявить себя в мирные дни. Надеюсь, что все хотят испытать себя на мужество?
В строю снова возник шум. Вон как закрутил майор! Попробуй теперь не побеги! Конечно, испытать себя надо, но жара… Да еще зажигательные средства! Что это за чертовщина? Я почувствовал, что волнуюсь. Неужели боюсь?
— Только напалма нам не хватало, — проворчал я.
— Дернул кто-то Макаренко за язык, — поддакнул встревоженным голосом Федор.
— Разговоры! — тут же последовал окрик сержанта, и нас строем повели на исходный рубеж.
Волнение мое с каждой секундой усиливалось. Наше отделение шло первым, а из-за болезни Абызова я оказался правофланговым. Значит, первыми побежим я и идущий со мной рядом Федор Копейкин. Идти первым… Всегда легче второму, третьему, когда первый уже прошел, и ты видишь, что с ним ничего не случилось. Раньше мне как-то не приходилось ничего начинать первому: и в школе и здесь, в армии, меня всегда прикрывала спина товарища, а сейчас впереди никого.
