Строитель не ответил, но я понял, что ему нелегко, и поспешил уйти. Следом за мной в коридор выскочил Кашуба.
— Нельзя ему разговаривать. Ты что? — с укоризной сказал он.
— Как он на такое решился? Как ты думаешь?
Кашуба посмотрел на меня с выражением, которое я не понял.
— Может, он для этого всю жизнь силы копил. С бухты-барахты такое не бывает. Да и дед у него… Приезжал на днях. Две «Славы» на груди. Геройский дед. Я полагаю, — на лбу Кашубы наморщились толстые складки, — что не мог этот солдат по-другому, ну, не мог пройти мимо беды.
По дороге в казарму разговор не выходил у меня из головы. Стройбатовец, выходит, по-другому поступить не мог, пошел на это не «с бухты-барахты», выражаясь языком Кашубы, да и за плечами у него дед-фронтовик с двумя орденами Славы. Но у меня тоже был дед-фронтовик, тоже имел награды, но какие? За что награжден? На каких фронтах воевал? Стыдно, но я о нем почти ничего не знаю. Умер он давно, мать о нем ничего не рассказывала. О своей любимой древней истории прожужжала мне все уши, а о деде ни слова. Напишу-ка домой, и сегодня же, расспрошу о нем.
Ртутный столбик термометра на кирпичной стене казармы подпирал цифру сорок — и это, надо отметить, в тени, — а мы стояли в строю перед полосой препятствий, что находилась в дальнем углу территории военного городка. Солнце было в зените, наши автоматы и каски так раскалились, что к ним было больно притронуться. Уже одно это было большим испытанием, но нам предстояло еще преодолеть полосу. Строили ее не для того, чтобы ею любовались.
Солдату подразделения майора Коровина не надо объяснять, что такое полоса препятствий. Я с закрытыми глазами видел эти четыреста метров истоптанной кирзовыми сапогами и обильно политой солдатским потом твердой земли, перегороженной заборами и глухими стенками, колючей проволокой и рвом с водой, полосу, которую нужно, выражаясь армейским языком, преодолеть, то есть перепрыгнуть забор, проползти по-пластунски под сеткой из колючей проволоки и при этом не зацепиться брюками за острые шипы, пробежать по бревну на высоте трех метров и спрыгнуть вниз, залезть на вышку и спуститься по канату, точно метнуть гранату в окоп и залечь с автоматом в руках на огневом рубеже.
Каждый из нас не один раз преодолевал полосу. Одни — больше, другие — меньше, ибо принцип таков: уложился в норматив — отдыхай, не уложился — повтори! Любви к полосе мы не испытывали, но и бояться ее перестали. Очевидно, сказывалась привычка.
