Неужели тот самый Зеферино, распустив павлиний хвост, самоуверенный, как никогда, вышел сейчас из кафе? Разыграв комедию для посторонних и для себя. Как и ты, Васко. Как и многие, многие другие.
Очевидно, отзвук любовных приключений Зеферино вызвал на следующий день у Жасинты причудливое желание побывать на родине Васко.
— И все-таки, где ты родился, дорогой?
— В местечке без названия. На том берегу реки. Если подняться на гору, ты увидишь полосу пляжей, маленькие селения, разбросанные на возвышенных участках побережья. Редкие дома. Я родился в одном из них.
— Мне хочется побывать там.
Хмурое лицо Васко выразило растерянность и удивление; заметив это, она добавила более решительно:
— Давай заключим соглашение, дорогой. Ты покажешь мне места, где прошло твое детство, и места, которые имели для тебя то или иное значение. И я сделаю то же самое.
Предлагала ли ему подобное Мария Кристина? Может быть, хотела предложить.
— Надо подумать.
— Нет, начнем сегодня же.
И это «сегодня» заставило его тут же сочинить самую достоверную историю, которая могла показаться убедительной Марии Кристине. Сняв трубку, он прибегнул к испытанному приему. В ателье к нему зашел иностранец в сопровождении искусствоведа. Он хочет посетить музеи, а потом вместе пообедать. «Это означает, что ты вернешься на рассвете…» — «Я постараюсь сбежать, едва наши вина начнут оказывать действие…» После короткого, выразительного молчания Мария Кристина захлопнула капкан: «Где же вы будете обедать?» — «Понятия не имею», — ответил он с нарочитой небрежностью. — «А нельзя ли пригласить их к нам?» — «Но приглашает он». — «Позвони мне». Он отлично понимал подтекст этого диалога, садизм последней фразы: «Позвони мне». Нетрудно было придать правдоподобие рассказу, оживить его разными подробностями, только это не избавляло его от чувства неловкости за свою ложь, от ставшего привычным ощущения, будто Мария Кристина присутствует при всем, что происходит между ним и Жасинтой.
День был мглистый, рокот моря, мрачного и косматого, они услыхали гораздо раньше, чем приблизились к дюнам. Жасинта захотела выйти из машины, едва они подъехали к селению.
— Они узнают тебя?
— Сомневаюсь. Я тут редко бываю. А те, кого я знал в свое время, переселились в город или эмигрировали.
Мимо проходила старушка, Жасинта поздоровалась с ней, спросила, не может ли она показать дом, где жил некий Васко Роша. Старуха поставила корзину на парапет, прикрыла ладонью беззубый рот, словно не давая ему говорить, глаза ее спрятались за морщинистыми веками, а раздосадованный выходкой Жасинты Васко постарался отойти подальше.
