Алберто не ответил. Запустив пальцы в свои курчавые волосы, он приминал ботинками гравий.
И в следующее воскресенье Васко встретил его в оазисе Малафайи, в двух шагах от бассейна, он опять сидел на романтической скамейке Сары. В той же позе, закусив губу.
— Ну как, удалось найти кого-нибудь, кто спрятал бы твоего друга?
Глупо задавать вопрос, который обнаруживает ваш интерес к происходящему.
— Удалось.
— Надежный человек?
Еще глупее — продолжать расспрашивать. Или он хочет, чтобы парень окончательно убедился в его трусости?
— Не беспокойтесь.
Ответы были резкие, как удар бича. И у Васко вдруг возникло подозрение, что друга, якобы нуждающегося в убежище, не существует. Это была проверка, чтобы испытать его мужество, его верность (верность чему, Алберто?), чтобы сопоставить образ, который юноша создал в своем воображении, с реальным человеком. И Васко, как ребенок, попал в ловушку, расставленную не знающим жизни молокососом.
Все это ожило внезапно в его памяти. Каждый жест, каждое слово. Точно сверкнула молния и озарила все вокруг беспощадным светом.
— Вы не слушаете меня, рассеянный господин художник? Я выразила желание стать вашей натурщицей…
Ах, это Жасинта. Жасинта, а не Алберто. Студия Малафайи, а не тюрьма с тремя дорогами для побега.
— Слушаю.
— Не похоже… Ну посмотрите на меня внимательнее. Подойду?
Все ожило в памяти. Они почти достигли вершины холма. Деревья остались позади, в сумерках догорал закат. Чтобы окончательно стемнело, не хватало лишь внезапно падающей бескрайней пелены, а главное, черных галок на вершинах гор. Без галок нет настоящих сумерек, Алберто. Я рассказал тебе о Полли. Но не о себе.
— И все же, слушаете вы меня или нет?
Лицо Жасинты вдруг побледнело, исказилось, и она поцеловала Васко. Сначала мимолетно, несмело, затем — и выражение ее лица снова изменилось бурно, требовательно, словно не желала останавливаться на полдороге. Он услышал хриплый возглас, который потом будет повторяться тысячи раз, как навязчивый бред сумасшедшего:
— Поцелуй меня, дорогой, поцелуй меня!
Он резко отстранил ее:
— Вы усложнили обстановку.
— Значит… вы боитесь взять меня в натурщицы?
Раздался треск сосновых веток. Васко был уверен, что это Мария Кристина. Едва переведя дыхание, боясь упустить оставшиеся ему секунды, он сдавленным, чужим голосом спросил:
— Когда?
Закушенная губа. Угасающий день. Исступление морских волн. К кому он обращался, к Жасинте или к Алберто?
— Если хотите, хоть завтра.
