— Да как же, Антоновна, я перейду? Дом-то чужой. Вдруг у тебя со снохой не заладится, и окажусь я у разбитого корыта.
— А твой-то сохранится. Новей он не станет, правда… Да уж на худой конец спасение. — Потом, помолчав, добавила: — Что ж ты мне, Дарья, плохого желаешь?..
Мать опять замотала головой, какой-то разговор нехороший получается, заговорила:
— Да что ты, Антоновна, господи помилуй! Как можно! Живи там на доброе здоровье. Свой своему поневоле рад…
— Так ты согласна? — спросила Антониха.
— А что мне делать? В этой халупе оставаться, так скоро крыша на голову упадет.
Не знаю, как мать, а я был в тот вечер несказанно рад. Еще бы, дом Бочаровых — самый приметный в деревне, кирпичный, на две части разделенный деревянной перегородкой, с хаткой, приложенной к дому, из самана, где был глубокий погреб. Да мало ли еще чего было в этом доме, про который в деревне говорили, что он как колечком обвит. А самое главное — был при доме старинный сад, с яблонями и грушами, духовитый пряный аромат которого в конце лета разносился по деревне, дразня нас, ребятишек. Конечно, не обходилось без наших налетов на этот сад, но и хозяйке оставалось… А теперь-то я знаю, как спасти его от ребячьих набегов: установлю шалаш, буду там спать. Попробуй укради яблочко…
Переехали мы к Бочаровым на другой день, благо перевозить было нечего. Деревянная кровать да стол о трех ножках, несколько лавок, немудреная посуда… Все это мы с матерью и теткой перенесли на себе за каких-то два часа, я прибил гвоздик в деревянную перегородку, повесил старые ходики, у которых вместо гирь были навязаны ржавые гайки из колхозной кузницы, и наша жизнь на новом месте началась.
Сергей с грустным лицом, обняв меня, на прощание сказал:
— Ну, командуй тут, молодой хозяин! Главное — сад береги. Как-нибудь нагряну в гости — яблоками угостишь…
— На самолете прилетишь? — спросил я.
— Можно и на самолете, — Сергей улыбнулся, — только, брат, где его посадишь здесь, а?
И я тоже задумался. В самом деле, ляпнул я, не подумавши. Он, Сергей, чай, на реактивном самолете летает, для него, говорят, на целый километр бетонную полосу льют, а тут у нас в деревне где такая полоса? Было о чем подумать!
Антониха между тем матери говорила сквозь слезы:
— Ты, Дарья, живи тут как хозяйка! Дом-то, он хороший! Вот только крыша течет, сама знаешь, солому-то я корове зимой стравила. Может быть, с силой соберешься да и покроешь, а? Ты уж за деньгами не стой, делай, как для себя. Чует мое сердце — не вернусь я сюда больше. — И заголосила протяжно, точно из дома покойника выносили.
