Высоко взлетел Сережка, ох высоко! С одной стороны, приятно, а с другой стороны, страшно: а вдруг слетит, не справится, с высоты оно всегда больнее падать… Живет эта тревога в Евдокии, никуда не уходит, как болячка, язвой шамит. Раньше, в первые годы, все больше за дочь тревожилась, как да что, все на зятя Григория с тревогой поглядывала; а вдруг запьет, жизнь-то сколько таких примеров поставляет, вдруг в разгул пустится, у молодежи нравы на этот счет свои пошли… Но, видать, бог милостив, сложилась жизнь у Симочки, мужик Григорий оказался что надо: и в люди послать, и в доме оставить. На всякое дело годен и к вину этому проклятому интерес малый имеет.
А у Сережи, у него что ж, в жизни другой оборот. Можно сказать, все время на виду, на народе, а народу служить — большую голову надо иметь, говори, да не заговаривайся, ходи, да не спотыкайся. С вином или другими забавами — тут все ясно, не до них, от работы голова кругом, а вот по службе — глядишь, и обманут. Плутоватого народа в последнее время что-то много развелось, так и норовят рубль за два отдать. Как говорится, не зевай, на то ярмарка!
От мыслей этих у Евдокии даже в груди тягуче заныло, ноги словно к непогоде заломили, и она за таблеткой в шкафчик полезла, проглотила кругляш белый да водой запила. Хорошо, сноха Ростислава Сергеевна таблетками этими обеспечивает, дай ей бог здоровья, а то бы просто беда была. Врачиха она у него, у Сергея, жена-то, представительная, на погляд красивая, и чего зря слово говорить — к сродственникам, к ней, матери, стало быть, внимательная, никогда лишнего слова не скажет. Имя у нее немного заковыристое, так это ничего, из хохлушек она, вот поэтому и Ростислава, а мать ее, тещу Сергееву, совсем по-русски кличут — Полина Егоровна. Одно только у свахи непонятно — больно речь непривычная какая-то, на городской манер, и говорит быстро, глухим голосом, как в барабан бухает. Она с Сергеем живет, можно сказать, всю жизнь. Им-то и хорошо, молодым-то, — хотя какие уж молодые, по пятьдесят на днях стукнет (наверное, по старой привычке так подумалось), за свахиной спиной-то, домой с работы возвратятся, и все в порядке: ужин готов, квартирка прибрана. Она мастерица, сваха, кушанья всякие украинские лепить — галушки там, вареники, борщи разные, даже завидно; сама-то Евдокия щи сварить, похлебку, кашу какую вполне справится, а на премудрости всякие силенок не хватает. Раньше, когда в колхозе работала, некогда было, а сейчас, по пенсионному возрасту, и времени хватает, да, видать, сила привычки уже одолела, так, все наспех получается.
