— Видать, ты, Вася, сам за это дело берись. А то у меня получается, как в анекдоте: «Час сорок одна» называется. Так вот я час настраиваюсь, минуту скоблю, а сорок минут кашляю. Не работа, а одна срамота.
Но и у меня получалось медленно. Наверное, заметив наши потуги, на другой день пришел Разиня, кивком головы поприветствовал незадачливых работников, потом в сердцах пнул стружку сапогом, сказал:
— Потешная компания у вас собралась. Старый да слабый. Вы эту городьбу до будущей масленицы не завершите. Кто ж так строгает?
— А как надо, ты знаешь? — спросил Сафронов.
— Да уж сделаю — комар носа не подточит. Только не пойму, зачем Варваре городьба эта?
— Свадьба у нее… — ответил дед.
— Значит, Юрка женится? — Разиня лицом посветлел, точно на него сноп света упал от солнца. — Тогда, мужики, мне прямой резон столы эти городить. Как-никак, сын родной. — И он, оттолкнув старика, поплевав на ладони, рубанок схватил клешневатыми руками. Но через секунду удивился я прыти деда — тот ладонью ударил по рукам Разини так мастерски, что инструмент упал в песок.
— Не подходи, слышь, не подходи, — по-гусиному зашипел дед Сафронов, — зашибу…
Разиня волчком крутанулся на месте, ссутулясь, пошел в сторону. Что-то жалкое, ничтожное было в его сгорбленной фигуре.
Я тесал столбы и картину эту наблюдал с интересом. Дед Сафронов поднял рубанок, оттер с него прилипший песок, начал строгать доски, беззвучно шевеля губами.
— Ты что, старина? — спросил я у деда.
— Что, что, — дед оторвался от рубанка, свел брови к переносью, — лезет куда его не просят. Вовремя надо было прыть проявлять. — И вдруг спросил у меня тихо, заговорщицки как-то: — Слушай, парень, вот ты по грамоте волокешь, скажи мне на милость — любовь есть?
Я усмехнулся. Откуда мне знать это, если дома у меня полнейший туман, может быть, на предельном терпении семья держится. Никак общий язык с женой не найдем. А ведь и сейчас помню первое наше свиданье, меня Лидия как огнем прокалила насквозь, и этот огонь горит в груди по сей день. Может быть, и это любовь, кто ответит?
— Не знаю, — с горечью ответил я.
— А я так думаю, — дед на верстак взгромоздился, руки платочком вытер, — все-таки зараза такая есть в человеке. Вот я на Варвару гляжу — голова кругом. Сколько ей мученьев натерпеться пришлось из-за Разини этого, а ни разу не крякнула, не взорвалась, как тяжкий камень свою ношу несет. Вот за бездушье и не люблю Андрея. Не люблю, и все, хоть убей…
