Сам город даже после Александрии производил впечатление. Почти полмиллиона жителей располагались в четырех кварталах, каждый из которых был обнесен мощной стеной. Между кварталами шли главные улицы, как и в Александрии, пересекавшиеся под прямым углом, чистые и широкие, украшенные колоннадами и общественными зданиями. Здесь располагались не только места для прогулок, но и самые дорогие лавки, постоялые дворы, харчевни. Улицы сходились на главной площади, окруженной галереей. Внутри главной городской стены, вздымавшейся на пятьдесят локтей вверх, защищенной сотней башен, располагался речной порт.
И хотя путь Герода был во дворец к наместнику, он предпочел сначала отправиться в город. В Антиохии у дома Антипатра торгового представительства пока не было. Потому Герод и сопровождающие его всадники подъехали к постоялому двору, занимавшему огромное здание с комнатами для гостей, помещениями для скота, складом для товаров и даже небольшой термой. Разместившись, омыв тело и переодевшись в римское платье, отдохнув на мягкой перине, он, наконец, отправился к наместнику.
С собой он взял лишь десяток охраны, остальным приказав ждать у дороги. Боевой меч на его поясе был заменен парадным, модным у антиохийских щеголей и абсолютно не пригодным для сражения.
Отдохнувшая и перекусившая кавалькада вновь выехала через Дафнийские ворота. Во дворец их пропустили почти сразу. Не пришлось долго ждать Героду и в приемной наместника. Не прошло и пяти минут, как молчаливый секретарь пригласил пройти в зал.
В зале, за столом, заваленном бумагами, сидел молодой римлянин, немногим старше самого Герода, и что-то писал. Услышав шаги входящего, он поднял голову.
- А, сын Антипатра? Рад знакомству с тобой. Уже вся Сирия гудит о том, как ты лихо расправился с разбойниками в Галилее. Да и подати, за твое правление уплачены изрядные.
- Благодарю тебя, наместник, за добрые слова – почтительно склонил голову Герод.
Секст не знал Герода. Почему-то он представлял себе некого дикого князька столь же дикого племени, которому его родич за помощь дал гражданство Рима. Но перед ним был вполне привычный римский юноша. Крепкий воин, с умным и волевым лицом. Единственное, что не соответствовало моде, была борода. Римляне в ту эпоху предпочитали брить лицо. Но и это не придавало облику гостя дикости. Напротив. Особое обаяние. Секст был даже несколько разочарован. Он любил восточную экзотику. Вежливый ответ на идеально правильной латыни, выдававший долгие уроки с лучшими риторами, тоже не вписывался в портрет, уже нарисованный младшим Цезарем. Впрочем, тем лучше. С нормальным человеком и общаться проще.
