И пахнет глиной, тленом -
Сырая мать, родимая земля.
Что касается леса (нашего среднерусского), то я его больше всего люблю не только за красоту, но и за «человечность». Он всегда успокаивал, освежал меня.
Жена за чтением «Закона Божьего», скорее, рассуждая сама с собой, говорит дочке (той девять лет):
– Как же будет, когда все мертвые христиане воскреснут, где же они поместятся на Земле?
– Ничего, – уверенно говорит дочь. – Земля поширится.
Я брал рассказ в портфель и ходил по Невскому в поисках «кому бы его почитать», но никого не находил. Звонил по телефону, но и там отвечали, что заняты или что-нибудь еще. Я заходил к приятелю и просил дать закурить с тайной надеждой, что я ему почитаю, но видя его отчуждение, уходил.
Мне, собственно, идти было некуда, но я брал в руки портфель и уходил. Со стороны я представлял себя с этим «дурацким» портфелем и с видимой занятостью на лице, и только усмехался. Внутри же у меня все рыдало и плакало от одиночества и безысходности.
Томас Манн: «…национальная сущность всегда лежит в области природы, а космополитическая тенденция – в духе… всякий сверхнациональный и гуманный образ мыслей есть, отвлеченно говоря, христианство». Гете причисляет иудаизм к этническим, языческим и народным религиям. Самое неприятное, думается мне, это – в той или иной стране, иммигрантское, диаспорное сознание. Это значит осуждение жизни этой страны: всегда нож в кармане или камень за пазухой. (Или аморализм – как Г. Г. в знаменитом романе Набокова).
«А, плохой народ!» – слышал я на Кавказе от тех, кто составлял в той или иной местности национальное меньшинство, о тех «коренных» жителях этой местности или республики.
– Мусорный народ, – услышал я от одного шестнадцатилетнего грузина, студента медучилища, когда он говорил о народах Средней Азии, то есть о туркменах, таджиках и узбеках. Объяснять ему что-либо или возражать было бессмысленно.
Люди часто бывают (это я высказал однажды дома такую формулу) хорошие – хорошие, но плохие. И плохие – плохие, но хорошие.
На это моя дочь (ей тогда было шесть-семь лет) сказала, что она хорошая – хорошая и хорошая. «А ты вот – плохой – плохой и плохой».
При этом мы смотрели друг на друга и весело смеялись. Кажется, это были самые счастливые мгновения моей семейной жизни.
Многие нынешние писатели и артисты запросто поступают с русским словом и музыкальным действом, главное же для них – площадной успех, деньги и признание. Можно и раздеться ради этого. Вульгарность и размывание остатков классической культуры. Осквернение «святых мест» в человеческом теле и душе человеческой. Я уж не говорю о циническом хохотке инородца, иммигранта и националиста. Я понял это еще отроком, живя в Баку. Я понял, что сознание иммигранта часто «аморально» по отношению к тому народу и к той стране, где он живет. А кроме того, для него «все чуждо» и нет любви. Есть какая-то мистическая истина в этом. Моральным, вследствие существования народов и национальностей, в высшем смысле можно быть только в среде своего народа. И любить можно только свой народ, хотя это часто несправедливо. Попытка христианства – любовь «международная» – удивительно не срабатывает. Мусульманин же, как известно, «морален» только в среде мусульман.
