— Ты сейчас уйдешь. И навсегда забудешь, что когда-либо был здесь и видел меня. Ты меня понял?
Мальчишка часто-часто закивал.
— Клянусь, госпожа!
Стоило его отпустить, как он пулей рванул к поваленной бурей березе, спеша покинуть охотничий домик и его страшную обитательницу.
— Подожди! — крикнула Наама, но тот припустил еще пуще. — Ты забыл свои вещи… — закончила она, переводя взгляд на перепелов и корзину с ягодами у ног. А потом села на землю, горестно подперев руками голову.
Он не сдержит клятвы. Надо уходить, пока не поздно.
Она собралась с вечера. Взяла все заготовленные припасы, сколько могла унести, самострел, ножи, котелок. От необходимости покинуть избушку на душе было тоскливо. За полтора месяца Наама привыкла считать это убогое лесное жилище своим домом.
Должно быть от нервов ее начало лихорадить. Руки дрожали, мысли путались, тело кидало то в жар, то в холод. В надежде, что болезнь отступит, Наама выпила отвара листьев земляники, плеснув туда немного виски, и легла спать.
Ночью приснился Андрос. Наама стояла перед ним обнаженная на коленях и ласкала губами возбужденную плоть, трепеща всем телом от желания отдаться. Обнимала губами, скользила языком вдоль бархатистой кожи и умоляла войти в нее, взять.
Мужчина возвышался над ней — безликий и подавляющий, воплотивший в себе страшную стихию, с которой невозможно и не нужно бороться. Мощные, словно отлитые из стали мускулы, кубики пресса, руки, покрытые короткими черными волосками. Наама каждой клеточкой своего тела, всем существом ощущала, давящее превосходство Хозяина, его силу и всепоглощающую власть над собой. Трепетала перед этой властью и одновременно желала ее больше всего на свете.
В одной руке Андрос сжимал плеть, второй дергал ее за волосы, заставляя ублажать его в приятном ему резком и рваном ритме. Врывался глубоко в горло — так, что она задыхалась, беспомощно упираясь ладонями в каменный живот. А когда он все же выходил, чтобы дать ей вдохнуть, кашляла, еле сдерживая тошноту.
Но кроме дискомфорта и страха эта грубость странным образом возбуждала, будила низменные и стыдные желания. Тело горело словно в огне, тоскливо ныло и скручивало внизу живота, соски умоляли о прикосновениях. Хотелось ласки, а может грубости или даже ударов плетью. И она снова старательно вылизывала и ласкала огромный член, стремясь подарить Хозяину блаженство. Быть может, тогда он смилуется и все же войдет в нее…
— Ты была плохой девочкой, На-а-ама, — от хриплого и низкого голоса по коже побежали мурашки. Демоница прижалась щекой к бедру, бросила виноватый взгляд снизу вверх на своего господина. Лицо было неразличимо, терялось в тумане, но это не было важным. Главное, чтобы Хозяин увидел ее раскаяние и покорность.
