А в смежной темной комнате, куда Душана по–прежнему не пускали, шла в это время тоже какая–то работа. Что–то передвигалось там, что–то переставлялось на новое место, бабушка стояла возле порога с лампой и освещала комнату, и следила, как бы Душан чего–нибудь не подглядел.
Когда садовник ушел, о нем уже не вспоминали, говорили теперь, где бы найти монтера, чтобы провел он электрический свет в смежную комнату. Затем мать и отец долго шептались, обсуждая, что же такое купить бабушке в день рождения, чтобы осталась она довольна.
Душан же ходил по двору и думал: как ему так незаметно разбить свою черепашку–копилку, чтобы собрать монеты. Казалось ему, что все будут жалеть копилку и сокрушаться, хотя и была она разбита с прекрасными намерениями, — пусть ему одному будет обидно, зато сбережет он другим душевное спокойствие.
Когда все были заняты каким–то важным делом, он поднялся на площадку крыши, повертел копилку возле уха и, услышав звон монет, решился. Черепашка упала к его ногам и раскололась точно по той линии, что скрепляла оба ее панциря; монеты, как ни странно, не рассыпались, словно приросшие к панцирю от долгого лежания внутри копилки, от бесконечных превращений в быка, петуха, паука, они блестели, наполнив половинки черепашки.
Теперь он уже спокойно прошагал по всему тупику и, дойдя до его конца, выходящего на шумную улицу, остановился, пропуская машины. Сюда он еще никогда сам не выходил, но благородная цель воодушевляла его, упрекая за страх и неловкость.
Ему бы только перебежать улицу и немного пройти по тротуару.
Вдруг он догадался, что ему надо провести через улицу старика, который так же, как и он, стоял и ждал на обочине. Старик глянул на него и, видимо, подумал, в свою очередь, что надо ему помочь пройти мальчику, тогда он и сам будет в безопасности; желания старика и мальчика совпали и как бы придали им новых сил.
Возле магазина Душан попрощался со стариком, а сам зашел вовнутрь, к прилавкам. Продавцы разговаривали в пустом магазине, и он походил немного, осматривая товары, чтобы не прерывать их беседу.
Наконец один обратился к Душану, и мальчик высыпал на прилавок свои монеты. Продавец смотрел на них, не дотрагиваясь, удивленный и сконфуженный, словно были на них не два–три замысловатых рисунка, а рассматривал он силуэт того быка, что лежал раньше в копилке и не стерся еще до сих пор.
Потом он подозвал к себе другого продавца, и теперь оба они наклонились над монетами и застыли так. Они что–то сказали друг другу и, улыбаясь, глянули на Душана, затем первый продавец достал откуда–то красного сахарного петушка на длинной палочке и протянул Душану.
