Все собрались под виноградником, чтобы посочувствовать ему, а он капал на всех ровными, тягучими каплями густого сока и стоял весь душный и пыльный.
— Надо срубить ветки, чтобы больной виноградник не заразил весь палисадник, — сказал отец.
— Пусть это сделает садовник, — возразила бабушка. — Он знает и умеет. А пока виноградник должен выпустить из себя весь отравленный сок и постоять немного голодный. Только голод поможет ему вылечиться…
Она сказала так уверенно, будто продолжала свой тайный сговор с виноградником, и Душану вдруг показалось, что с этого дня все вокруг открылось ему, позволило разгадать себя, весь двор, и все, что внутри его, и что несправедливо и жестоко запрещать ему лазить на крышу, чтобы весь дом потом принял его в свое сообщество.
Вечером он бродил по двору и ждал, пока мягко спустится вниз по лестнице кот — он и должен увлечь его за собой на крышу. Надо только успеть вовремя побежать за ним, не дать отцу закричать и замахать руками на кота.
Когда пришел кот, отец смывал пыль с листьев олеандра. Кот посмотрел на него, напрягая зрение, через плотную пыль и остался доволен, а на Душана он глянул лишь мельком, краем глаза, не боясь его и зная наверняка, что ему запрещено бежать на крышу; затем кот обнюхал кувшин в нише.
Наглый взгляд кота раззадорил Душана.
— Кот! — крикнул он, и не успел отец остановить его, как был он уже на лестнице и, собравшись там с духом, стал подниматься вверх, а кот не бежал, а лениво отступал и оглядывался, как бы оценивая меру храбрости преследователя.
Отец ничего не сказал, только отошел от олеандра и сел на кровать, чтобы понаблюдать за Душаном, и благо никого больше не было во дворе, не то бабушка из чувства постоянного противоречия отцу запретила бы Душану лезть на крышу.
Он еще не знал, отчего у отца и бабушки такие сложные отношения. Он только видел, что бабушка недовольна всем — приезжал дедушка из деревни, она хмурилась и не выходила из комнаты, и ей не нравилось, как он с акцентом говорит по–таджикски и что он шумный, дедушка, когда умывается во дворе, кричит, довольный прохладной водой, хвалит ее, сердится она и когда привозит он с собой полную корзину инжира, сложив его рядами на листья смоковницы («как будто здесь, в городе, нельзя купить смоквы»), и учит Душана, как есть смокву, — разрезает плод на две половины и трет их друг о друга, чтобы, как он выражается, «убить хмельные зерна», а потом в рот («как будто дети растут безо всякого воспитания»), — и это язвительное отношение, передразнивание родственников отца, внешне безобидное, похожее на старческое ворчание, скрывало от Душана главное — нежелание бабушки до сих пор смириться с женитьбой его матери и отца.
