Нужно найти повод поговорить с ней ещё раз. Видимо, она поддерживала связь с Олегом даже после смерти их сына. Вдруг она знает гораздо больше? Что, если Олег был откровенен только с ней?
Ингу ужалила ревность.
Сама виновата, зациклилась на расследованиях, общение с Олегом свелось только к работе. Я слишком увлеклась, потеряла чуткость.
В коридоре послышался лязг открываемого замка. В ванной зашумела вода. Стихла. Дверь приоткрылась, в щели возникла круглое лицо баб-Люси над фартуком обвисшего подбородка — как-то она похудела за последний месяц, не больна ли?
— А, так ты дома! — сказала она с какой-то досадой и вошла. — Ты сиди, я тут помою. Ноги только подбери.
Баб-Люся елозила тряпкой по углам — по старинке передвигалась на корточках, тяжело и с одышкой. Инга отложила работу и покорно ждала, когда она закончит: не могла продолжать при посторонних. Ей было неловко наблюдать за баб-Люсей со своего крутящегося стула, как с трона, на который она взобралась с ногами. В таких ситуациях она чувствовала себя «белой госпожой». Сегодня — особенно, баб-Люсе было явно тяжело, Инга не удержалась, спросила:
— А ты не хочешь какую-нибудь новомодную швабру? Которая сама с себя воду отжимает? Или робот-пылесос? Хочешь, я куплю.
— А! — Баб-Люся махнула молочной рукой не оборачиваясь, и всё было в этом возгласе: и «не доверяю я этим техническим новинкам», и «старую собаку не научишь новым трюкам», и «не мешай мне делать своё дело».
— Чего это у тебя кнопки закатились? Чуть не укололась, смотри-ка. Стенгазету, что ль, рисуешь? Катьке в школу? — спросила она.
Баб-Люся поднялась с колен, вытирая пот со лба, и быстро глянула на лист ватмана. Инга неосознанно прикрыла схему рукой, а когда баб-Люся отвернулась к ведру, тихонечко, стараясь не шуршать, скатала ватман в трубочку.
— Всё этим американцам неймется, слышь-ка! — вдруг сказала баб-Люся. — Чего им ещё от нас надо-то! Зарятся на наши богатства санкциями своими!
Она бросила тряпку в ведро. Извлекла из кармана кусок мягкого ярко-розового флиса и стала протирать книжные полки, поднимая статуэтки и рамки с фотографиями. Пока Инга думала, что ответить на этот «санкционный» выпад, баб-Люся продолжала:
— А я была у неё, навещала. — По привычке без объяснений она перескочила на другую тему.
— У кого? — удивилась Инга.
— У Эммы Эдуардовны. Сдала! Совсем сдала! А меня всё баб-Люсей кличет, а ведь я-то её моложе! — Она укоризненно покачала головой. — Но теперь хоть разница в возрасте заметна стала. Эдуардовна уж не порхает, как раньше. Постарела, ссохлась! Мало того что сын такое наворотил. Ещё и мужнину квартиру с концами увели. И жильцов прежних прогнала эта баба, полюбовница. Тут же вселилась, сорока дней не прошло, нынче ни стыда ни совести у людей! Оспорить они хотят, да разве у такой вырвешь кусок изо рта?
