Парковка была занята. Инга проклинала повороты и изгибы распластавшегося каракатицей дома.
— Всё не как у людей, — ругалась она, выруливая на узкой дороге между машинами и бордюром.
На всякий случай они позвонили в домофон — может, уже встал. Не дождавшись ответа, баб-Люся приложила свой магнитный ключ. Они поднялись на самый верх. Люся повозилась с дверным замком:
— Вечно заедает!
Наконец они вошли. Сперва Инга, потом, еле вытащив зажёванный ключ, баб-Люся.
Посреди мастерской висела какая-то громоздкая чёрная тень.
— Господи! — зашептала Инга. — Господи! Господи!
Грудную клетку сдавило. Она зажмурилась и снова открыла глаза. Это был Олег. Он висел на верёвке, закреплённой на крюке. Инга побежала к нему. Споткнулась о валявшуюся под телом стремянку. Упала, поднялась и задела головой его холодные окоченевшие ступни. Что-то капнуло на неё сверху. Инга посмотрела наверх. Наконец прорезался крик.
Тёмно-синее лицо. Восковая капля застыла на носу. Изо рта торчало черное и сухое — застрявшая корка хлеба? Язык. Голова словно криво и наспех пришита к соломенному пугалу с длинными деревянными руками и ногами.
— Давай вместе его снимем! — Она трясла баб-Люсю за плечо. Балясина выла и крутила головой. — Слышишь! Надо реанимацию! Понимаешь? Первая помощь! Где нож? Верёвку разрезать!
Инга вытащила мобильный. Трясущиеся пальцы не сразу набрали код разблокировки.
— Чёрт! Чёрт! Алле, «скорая»! — Она едва справлялась с голосом. — Попытка самоубийства! Мужчина, сорок пять лет. Пишите адрес. Фамилия Штейн! Господи! Быстрее, пожалуйста! Олег… А-а… Мать вашу! Аркадьевич! Нет, не таблетки! Не вены! Повесился! Да. Да! Как поздно? Нет! Вы должны! Не поздно! Говорят, поздно — оставьте так до приезда полиции. Как это — так?
Она выбежала из мастерской, спустилась на этаж ниже и стала кричать и звонить соседям:
— Помогите! Помогите! — Потом спохватилась и завопила: — Пожар! Пожар!
Высунулись несколько лиц.
— Пойдёмте, пожалуйста, наверх! — кинулась она к ближайшей приоткрывшейся двери. — Помочь надо!
Лица заворчали:
— Больная, что ли?
— Чего тут орёшь? Ноль один звони!
— Что за хулиганство!
Двери захлопнулись. Она снова поднялась к мастерским. На площадку вышел художник Трофимыч — андеграундная звезда восьмидесятых, как всегда с похмелья.
— Инга! Что стряслось-то? — прошамкал он беззубым ртом.
— Трофимыч! — Она вцепилась в его рубашку. — Помоги! Там Олег!
Он вошёл в мастерскую, увидел тело и ругнулся.
— Давай его снимем! — умоляла Инга.
