— Мам! — протянула Катя с угрозой.
— Если бы был сын… — Штейн сглотнул, осёкся, схватился за край стола, как будто боялся упасть. Потом сказал твёрдо: — Я бы никогда не отпустил.
Олег помрачнел. Он встал, казалось, вспомнил что-то и хотел сказать, но передумал.
— Может, пока кофе? — Инга отвела назад руки, разминая затёкшую спину.
— Давай лучше вискаря. Я машину оставлю у тебя во дворе. Такси вызову. Меня что-то разморило. Сил нет.
Инга поставила перед ним бокал:
— Вискарь ты в прошлый раз прикончил. Осталось красненькое.
— Ну, красненькое так красненькое, — покорно согласился Олег. — Надо бы завтра навестить этого хозяина пирожковой. Кислятина, — сморщился он, глотнув, — Гурген Айвазович Микаэлян, глянь досьё в моем ноуте. Я тебе технику тоже оставлю, ладно? Вдруг писать соберёшься.
— Ну вот съездим к Гургену твоему и напишу. У меня нет ощущения, что я вижу полную картину, понимаешь?
Штейн кивнул. Коротко булькнул телефон — пришло сообщение от диспетчера такси.
— Завтра часиков в десять заеду за тобой и разом захвачу всё. Смотри не проспи! И не ссорьтесь, девочки. — Олег рассеянно посмотрел сначала на Катю, потом на Ингу.
— Спокойной ночи, — Инга пошла проводить его до двери, — отдохни. А то у тебя видок замученный.
— Просканировала меня в своём цветовизоре? Хорошо всё-таки иметь друга с синтезией — ничего не скроешь. Тебе надо вести экстрасенсорный блог: «увижу цвета ваших слов и эмоций и направлю на путь истинный» — популярнее расследований бы было. Деньги бы гребла!
— С синестезией[1], — поправила Инга. — Но тут она и вовсе не нужна: у тебя фингалы под глазами на пол-лица.
— На себя посмотри, — ухмыльнулся Штейн, — краше на паспорт выходят!
Инга высунулась в проём входной двери, поймала руку Олега, потянула его к себе и чмокнула в щеку.
— Через порог же нельзя, — пробурчал Штейн. — Плохая примета.
— Да брось! — улыбнулась Инга.
* * *
Она проснулась к полудню с цветной головной болью. Сердце шумно билось в горле. Инга приняла душ, выпила эспрессо, но вязкий шлейф красок не давал ей сосредоточиться: привычные бытовые предметы, окружавшие её, сегодня были окрашены в красный с вкраплением серого — тревога, беспокойство, ощущение надвигающейся беды.
Синестезия, которая обнаружилась у неё в тринадцать лет, была и даром, и проклятием одновременно. Инга видела слова, которые произносили люди, в цвете — это помогало в расследованиях, да и в личной жизни тоже — своим красочным восприятием она чувствовала ложь, страх, неуверенность, грусть. С возрастом она научилась анализировать то, что говорят другие, раскладывать фразы не только по цветам, но и по тональности, глубине эмоции. Но иногда её «цветовизор», как шутил Штейн, будто ломался — в разные цвета окрашивались вещи, деревья, весь окружающий мир, это сопровождалось головной болью, от обилия ярких красок вокруг тошнило. Такие моменты были невыносимыми.
