– Я не ханжа, – в очередной, сотый, наверное, раз сообщил он дознавателю. – Я просто не знаю, как на это реагировать. – Помолчал. – В общем, встреча подходила к концу, когда мужчина… или тот, кто был с жертвой…
– А кто ещё мог быть с жертвой? – хмыкнул дознаватель.
– Да кто угодно, – резковато ответил криминалист. – Забыл, в каком мире живём?
Услышал в ответ небрежное:
– Презервативы.
Тут же сбавил тон и махнул рукой:
– Ах, да, презервативы… – помолчал и продолжил: – Ладно, в общем, мужчина всадил ей нож в сердце.
– Орудие убийства нашли?
– Нет. Кроме того, убийца тщательно избавился от всех возможных следов: стёр отпечатки пальцев, забрал презервативы, вымыл бокалы и бутылку. Я не могу дать тебе ни единой зацепки.
– Чёрт! – дознаватель коротко выругался.
– Извини.
– Ты здесь при чём?
Дознаватель вновь посмотрел на жертву и снова выругался, на этот раз – длиннее.
Больше всего полицейских смущал не сам факт убийства – они в Москве случались, – а жертва: лежащей на кровати женщине было не менее восьмидесяти лет. Точнее, если верить документам, Алисе Ипполитовне Завоцкой неделю назад исполнилось восемьдесят четыре. И выглядела она на все свои годы, на каждый месяц и на каждый день: на кровати покоилась массивная старуха с размазанной по лицу косметикой, при жизни одутловатая и жирная, а теперь – растёкшаяся мёртвым студнем. И никто из полицейских не мог представить её занимающейся любовью.
С жаром.
В позе «наездницы».
– Мы ищем извращенца? – выдавил из себя дознаватель.
– Или старого деда, – буркнул эксперт.
– Который использовал три презерватива за ночь?
– Современные химические средства творят чудеса. Дознаватель поразмыслил и решил не спорить, протянул:
– Понятно: или извращенец, или глубокий старик… – Сделал маленький шаг в сторону и указал на кончик чёрной линии, едва выглядывающий из-под кровати. – Ты видел, что там?
– Надо сначала тело унести, а потом кровать двигать, – сварливо отозвался эксперт.
– Фонарик у тебя есть?
– У тебя он тоже есть – в телефоне.
– Вот ведь вредина! – Дознаватель запустил нужное приложение, присел на корточки, заглянул под кровать и удивлённо присвистнул: весь пол под «ложем любви» был испещрён чёрными символами.
* * *
«Какой кошмар!»
Эта мысль пришла Горелову первой… После длинной, очень-очень длинной паузы, когда мыслей не было никаких – только ужас, окутавший его непробиваемым туманом. И абсолютная растерянность…
Интрижка превратилась в кровавую трагедию, и теперь его прошлое перечёркнуто, настоящее сломано, а будущего нет.
