— Какие отношения были у тебя с хозяйкой фермы?
— Эльза относилась ко мне по-человечески, и я относился к ней по-человечески — смутился Иван.
— А теперь расскажи подробнее, как ты провоевал всю войну в кровати фрау Эльзы — рассмеялся капитан, сидевший посреди стола.
Ваня принял его слова за шутку:
— Да справлялся как-то, чтобы не посрамить Русь святую — Иван тоже рассмеялся, в тон капитану.
— Ну, теперь поедешь спать с белыми медведями! — резко посерьезнел капитан — на десять лет!
Так Ивана отучили шутить на всю оставшуюся жизнь, пока не научили плакать по любому поводу.
Вспомнил Ваня, как его везли вместе с другими «врагами народа» в телятниках через всю Россию с пересадками-этапами, пока они не оказались в заснеженной тайге, где вдоль эшелона стояли в белых тулупах «косоглазые чечмеки» с собаками-овчарками. Они приняли врагов народа по спискам, и погнали «по тундре, по широкой дороге…»
Ваня заплакал, он не мог спокойно вспоминать и рассказывать, как ему жилось эти десять лет.
По окончании срока он вышел на волю совершенно больным человеком, зато получил в лагере квалификацию моториста. Семья его ждала, и он стал работать по этой специальности. Потом его вызвали повесткой в отдел МГБ, и вся семья пошла его провожать на «новые посиделки». Но оказалось, его пригласили для радостного оповещения: «Вы реабилитированы полностью, и теперь не являетесь врагом народа!»
Даже дали справку, но предупредили, чтобы он всё равно не селился ближе 101-го километра от «друзей народа». Пока Ваня, «прохлаждаясь», рыл золото стране, его мама умерла, так он ее и не увидел.
Иван опять расплакался, а я протрезвел, и больше никогда не разговаривал с ним на житейские темы. Зато понял, что «вражеские голоса» не всегда врали, когда говорили о миллионах советских людей, проживавших после войны за колючей проволокой в Сибири, на Колыме и других местах невеселых…
В кинотеатрах еще долго показывали фашистские концлагеря, в которых жгли в печах военнопленных и евреев. В сибирских лагерях заключенные мерзли при сорокоградусных морозах. Это обходилось нашему государству дешевле. Наши зэки еще и выкапывали золото, так нужное стране. И никто никогда не узнает, сколько людей в ГУЛАГе учтено, и сколько погибло.
Второй моторист, Андрей, был почти непьющим и тоже работящим мужиком. Я не слыхал, чтобы он сидел, а о себе он ничего не рассказывал, всё больше молчал. В селе его называли «мужиком себе на уме». Те, кто побывал в его доме, были поражены роскошью:
