— Сашка-то… — проговорила Ольга задыхаясь.
— Чего? — спросил Терентий Кузьмич.
— Ускакал Сашка. Взял коня…
— Которого? — спросил Терентий Кузьмич и, не дожидаясь ответа, тревожась за своих коней, пошел к конскому базу.
Ольга пошла за ним, нагнала его и шепнула ему в спину:
— На чужом коне ускакал Сашка.
— Где взял чужого? — обернулся Терентий Кузьмич. И, взглянув на Ольгу, он понял, что она любит Сашку.
III
Темрюкский залив, Керченский пролив и Черное море омывают берега Таманского полуострова. Казаки здесь издавна промышляют неистощимой на урожаи землей и самосадочной солью. Станицы богаты и многосадны: широкие бахчи полны сивых дынь и зеленых арбузов; на море казаки ловят рыбу, в плавнях бьют птицу. Революцию встретили исподлобья. Красные… Что за люди? Что за человек полководец Ковтюх?
Испугавшись красных, казаки поманили из Крыма немцев. Те пришли с артиллерией и железными касками, повесили на атаманских хатах приказы: ферботен направо, ферботен налево. На востоке немцы дотянулись до Батайска. Грузинская меньшевистская дивизия повисла на Сухуме, заняла Сочи.
Война занималась на Кубани.
Под Хадажинской, на кладбище, поселилась выпь: по ночам плакала навзрыд. Ворот на станичной кринице прежде ходил легко — теперь стал скрипеть. На закатах роса на жнивье отливала кровью. Казаки откармливали коней, чистили чересседельники, готовили саквы. Таились друг от друга, кто куда метнется. На хаты, на сады Хадажинской знойно дохнула война. Сыны вдруг перестали ломать кубанки перед стариками. Сашка исчез из станицы. Терентий Кузьмич потерял сон, ночами сидел у окошка, глядя, как медленно плывет ночь и просыпается заря, казачки в расшитых рубахах выводят с базов скотину.
Три молодых казака проехали верхами мимо окон. Они снимали кубанки и, вертя ими над головой, кричали казачкам:
— Прощайте, бабы! До всего доброго!
На стук босых ног Терентий Кузьмич оглянулся: Ольга, накинув на плечи мужнину черкеску, стояла в дверях; лицо у нее было измятое, синие глаза налиты тоской. Увидя свекра, она подхватила болтающиеся рукава черкески и стянула их на груди.
Терентий Кузьмич пальцами взбил бороду, покосился на белую рубаху Ольги:
— Чего встала? Скотину выгнали. Чи под боком у мужа плохо спится?
Она стояла не отвечая.
— Садись. У меня тоже сна нет, все думаю и тревожусь. Садись, поговорить мне, кроме как с тобой, не с кем.
Она села позади него, запахнувшись в черкеску. Колени у нее были холодны, не согрелись за ночь. Терентий нахмурился, проговорил без злобы:
