Записки невролога. Прощай, Петенька! | страница 87
Дальше разевался хищный рот и все такое.
Люди, не чуждые ханжества, старались держаться подальше от Франкенштейна. Водиться с ним считалось дурным тоном. Подать ему руку в светских кругах было тем же, чем в уголовном мире считается «зашквариться», обнявшись с чушкарем или петухом. Ортодоксальные круги, явственно улавливая запах крови благодаря обонятельным галлюцинациям, обвиняли Франкенштейна в иудо-каннибализме и жаловались на мистическое закалывание свиньи в его галерее.
Выдумщик Франкенштейн, тем не менее, с удовольствием и непредсказуемым образом общался со всеми подряд: умел расцеловать с первых секунд знакомства, а еще раньше – ударить в морду.
– Видели каталог экспозиции Деттмера? – спросил он у коллег вместо приветствия, едва те присели за столик. – Брайан Деттмер. Он снова стрижет креатив из книг.
Черниллко покачал головой:
– Нет, не видели. У нас…
Франкенштейн ловко поймал струйку бульона и продолжил, не слушая:
– Особенно хороши анатомические атласы. Произвольная нарезка из иллюстраций, вставленная в переплет. Малевичи могут сосать.
Лев Анатольевич невидящим взором смотрел в окно, за которым одинокая аварийная машина что-то удила хоботом в люке.
– Мы к тебе по делу, – не уступал Черниллко. – Ты хочешь эксклюзивного креатива? Он у тебя будет.
– Ну? – Франкенштейн начал есть с ироническим недоверием.
– Живой экспонат.
– Было сто раз, – махнул чебуреком тот. Чебурек смахивал на распухшее слоновье ухо.
– Такого не было. Экспонатом будет Лева.
– Сосите, ребята, – Франкенштейн утратил интерес к беседе.
– Лева, скажи ему, – озлился Черниллко.
– У меня сифилис, – объяснил Титов. – Люес примария. Первичный аффект.
– Рад за тебя, – сумрачно отозвался креативный Франкенштейн.
– Краски прямо переливаются, – заметил скульптор. – Напряженная работа природы. Представляешь, какая выстроится очередь?
Тот молчал и с интересом доедал свою дрянь.
– Понятно, – сказал Черниллко, вставая. – Мы пойдем к новым передвижникам.
– Пускай сосут, – предложил Франкенштейн.
– За отдельную плату. По цене детского билета. Пошли отсюда, Лева.
– Стойте, – сказал Франкенштейн.
6
В галерее было пустынно, голые стены. Никакой мебели, кроме стремянки в углу; ступени заляпаны белой краской. С потолка свисал короткий оголенный провод без лампочки; он внимательно следил за людьми в надежде, что кто-то за него возьмется и жизнь будет прожита не зря.
Места не хватало даже для вакуума, ребячливое эхо пребывало в унылом разочаровании, не находя пространства побегать, обманутое пустотой.