Юрочка гневно вскинул голову, круто повернулся и заспешил куда подальше от этого водопроводного мракобесия.
– Главное – не показывайте ничего на себе! – торжественно повторил ему в спину голос.
Озлобленный на себя, в смятенных чувствах Юрочка спасся от депрессии лишь утроив расход энергии. Его носило по этажам, словно свирепый электрон по орбитам. К концу дня он полностью выдохся и обмяк. Он с изумлением сообразил, что рабочий день на исходе и он бегает уже совершенно впустую, кругами по больничному двору, а паралитики и пьяницы, выползшие погулять, следят за ним с добродушной иронией. Юрочка рассудил, что нуждается в допинге, побежал на бульвар, за ограду, посетил кабачок, выпил там сам не понял что и отправился домой. Сразу вспомнилась злюка жена, и Юрочка стал внутренне готовиться к очередному акту драмы.
Он репетировал не зря: дома его ждали и находились в полной боевой готовности. Юрочка моментально пожалел, что не остерегся и выпил: теперь все козыри перешли к противнику, и противник, не особенно раздумывая, пошел с козырей. Юрочка озабоченно и возмущенно залопотал в ответ, язык его – главным образом, не от выпитого, а от волнения и обиды – заплетался. В злодея тучей летели ядовитые стрелы, и он, не выдержав в конце концов, двинулся в наступление.
– Рот-то пошире разинь! – вопил Юрочка, потрясая кулаками. – Даром что пасть – во! – и он распахивал объятия, полагая границы ротового отверстия супруги. – Язык трехметровый!
Враг покрывался пятнами и хватался за грудь, задыхаясь.
– Да-а-а! – бушевал Юрочка, ободренный начатками победы. – Трехметровый! Трехкилометровый!.. Самое время подрезать!
Как и всегда, словесная обойма не поспевала за мыслями. В поисках реквизита Юрочка прошил цепким взором углы и увидел большие тяжелые ножницы для раскройки тканей. Радостно подпрыгнув, он вложил персты в холодные кольца и стал надвигаться на сдающую позиции змею. Не помня себя, он на секунду воплотился в подлежащий окороту образ и принялся показывать, что ему хочется сделать.
– Трехметровый! А вот так его надо! Вот так! – Юрочка, наступая, высунул язык сколько можно далеко и страшно защелкал перед носом ножницами. – Так вот тебя за жало – и оттяпать! Тяп! Тяп!
То ли язык плохо слушался хозяина, то ли пальцы – ножницы неожиданно чавкнули, и половина органа (или все же продукта?) речи шлепнулась на пол. Теперь уже спутница жизни растопырила руки, оценивая последствия кривляний. Она истошно завопила и бухнулась на колени, тупо глядя выпученными глазами на отстриженную часть кормильца. Рот Юрочки переполнился кровью, алые струйки потекли по подбородку, имитируя монгольские усы. Юрочка топтался на месте и мучительно, на одной ноте, мычал.
