При первых признаках жизни – звяканье ведер в коридоре, хлопанье дверьми и шуме мотора – я опрометью вылетел из кабинета, одевшись кое-как. Час был ранний, и мне пришлось без дела слоняться по этажам, изображая занятость. Когда больница наполнилась людьми и ожила бесповоротно, я вернулся и увидел, что прутик исчез. За стеной царила тишина – было ясно, что там никого нет.
Не слишком богатый, в дальнейшем я все-таки пересел на поезд и больше не садился в катафалк. Отказ от дежурств нанес моему кошельку еще одну брешь, и мне волей-неволей пришлось умерить кое-какие аппетиты.
Одноколейка дышала дегтем, справа и слева вяло курились торфяники. Солнце палило белым огнем. От блеска бутылочного осколка пересыхало в горле. Воздух подрагивал, ангельское небо сияло, похожее на застывшую маску сумасшедшего. И не было жизни кроме растительной, да еще сам он присел на липкую шпалу – и все. Ни птицы, ни шмеля. И за отсутствием ветра – ни звука. Сумрачный лес разбух от внутреннего черного зноя и выглядел непролазным. Сверкающие рельсы сходились в далеком желтом поле.
Он начал думать, что опрометчиво углубился в глушь.
Еды пока хватало, хотя с консервами в жару могла случиться неприятность. Воды уже выхлестал суточную норму. Он прикинул и решил, что все-таки дойдет до поля и глянет, не видно ли какой хаты. Город остался верстах в пятидесяти, и необжитый край не мог тянуться бесконечно.
Кряхтя, поднялся. Кряхтел не от натуги – соскучился по живому звуку. Помогло. Оказалось вполне достаточно.
Людей он, понятно, не встретил. Поезд, который доставил его на станцию, был пуст. Машиниста не было, состав ехал сам по себе. Он постоял в кабине, глядя, как поворачиваются тумблеры и нажимаются кнопки. Еще месяц назад это зрелище повергло бы его в ужас, но теперь он привык. Зеленый змей остановился на нужной станции и дальше не пошел. Очевидно, так и стоял там до сих пор.
Город же был давно исхожен вдоль и поперек. Не обнаружив там за месяц ни единой живой души, он решил расширить зону поиска, но сильно не удаляться. В городе остались магазины, больницы, аптеки, горячая вода и канализация. Все исправно работало. Ходили пустые трамваи, ползли эскалаторы, по вечерам зажигались фонари, дымили трубы, выпекался хлеб. Горели даже окна жилых домов, но сколько он ни звонил и ни ломился в двери, никто не открыл. Однажды он вывернул из мостовой булыжник, разбил стекло и проник в квартиру первого этажа. Там было пусто. Он включил радио, телевизор; первое зашипело, второй запестрел. Он и не ждал ничего другого, так как уже попробовал дома, в свое первое пробуждение – тогда еще пытался куда-то звонить, и трубка отзывалась гудками, и никто не отвечал.
