Дариен прикрыл глаза и потер переносицу.
— Когда он это услышал? И это все?
— Да.
— Армо должен был нам сообщить, — сказал он, имея в виду отца Анджело и Гайджа. — Сразу.
— Знаю. Я сказала Гайджу об этом перед его уходом, но он лишь пожал плечами и ответил, что говорил отцу то же самое. Только когда понял, что тот нам так и не позвонил, тогда и приехал. — Я убрала волосы за ухо. — Что нам делать?
Он глубоко вздохнул, все еще потирая переносицу, и наклонился вперед. Его локти опирались на колени, а взгляд был направлен на меня.
— Посмотрим, что мы сможем еще разузнать. Не каждый в клане Романо всецело верен твоему отцу, Эдди. Ради своей безопасности они остаются с ним, но благодаря этому и я могу защищать тебя.
— Значит, ты сможешь узнать, каков план моего отца?
— Не обязательно, — он вздохнул. — Если бы это было общеизвестно семье, я бы уже был в курсе. Попытаюсь выяснить, но, похоже, эту информацию твой отец решил пока не афишировать.
— Потому что они уверены, что я мертва, — сказала мягко, — а если это не так, то ему будут задавать вопросы.
— Точно. А если начнут задавать вопросы, то его время как Дона закончится.
— Хорошо. Он и не должен им быть, черт возьми!
— Знаю, bambina,>3 — Дариен встал и подошел ко мне. Он поцеловал меня в макушку и отвернулся. — Не ложись слишком поздно. У тебя занятия в восемь.
— Я знаю, — улыбнулась в ответ.
Он подошел к двери и снова посмотрел на меня.
— Ты будешь в безопасности, Адриана. Я обещаю тебе.
— Знаю, — повторила, все еще улыбаясь.
Я надеялась на это.
Глава 2. Хантер
Дождь забарабанил в окно, когда машина выехала на дорогу по направлению к Хэмптону. Тревога сжимала мои внутренности последние двадцать четыре часа, с тех пор как до меня дошли слухи.
Адриана Романо жива.
Я был уверен, что либо сам к чертям теряю рассудок, либо те, кто распускал сплетни. Не было ни единого шанса, что до сих пор она могла быть живой. Она погибла в автокатастрофе с Александрией в тринадцать лет, мне тогда было пятнадцать. Твою мать, я помню, как мне это сказали. Я помню, как осознал, что она мертва.
Я ходил на эти гребаные похороны! Я выплакал свое разбитое сердце над ее бело-золотым гробом.
И для чего? Чтобы десять лет спустя узнать, что она, возможно, жива?
Меня разрывали изнутри сильнейшие эмоции. Мне хотелось впечатать кулак в стену, чтобы увидеть, как посыплется штукатурка, и в то же время желал послать всех к черту, чтобы реветь в одиночестве как сучка.
Десять лет.
