В конце 1949 года состав Сибирского областного суда был увеличен сразу на пять судей. На этот раз членами суда были избраны в числе других и Бортненко, и Кузнецов. Их обоих Жаков определил работать в судебный состав, председательствующим которого был Юрий Николаевич Пущин.
Новое пополнение Жаков называл гвардейцами. В буквальном смысле слова это определение подходило лишь к судебному составу Пущина. Все три члена этого состава действительно служили в гвардейских частях и по торжественным случаям, наряду с орденами и медалями, они надевали иногда и гвардейские значки. Кузнецов и Бортненко вообще первые два — три года ходили на работу в военной форме, донашивая ее, пока не обзавелись хорошей гражданской одеждой, поэтому судебный состав Пущина внешне походил на отставной военный трибунал. Ладно сшитая форма и военная выправка выдавали в Бортненко и Кузнецове бывших кадровых военных, которые в те времена пользовались особым уважением. Этот судебный состав аккуратнее всех сдавал в канцелярию рассматриваемые дела и никогда не допускал волокиты, так свойственной многим судебным работникам. Отличалась эта коллегия еще и тем, что принципиально отстаивала свою точку зрения по любому спорному вопросу. Они не смотрели в рот начальству и не боялись решать дела так, как считали нужным, иногда вопреки просьбе председателя, ссылавшегося на высокие инстанции. Конечно, этому во многом способствовал и личный авторитет Пущина, его легендарная биография и сильный мужской характер.
Как только фашистская Германия напала на нашу Родину, он, не дожидаясь повестки из военкомата, добровольно пошел на фронт. Был танкистом, принимал участие во многих боях, но однажды его танк был подбит, а он тяжело ранен. С трудом выбравшись из горящего танка, он долго лежал без памяти на снегу, пока его не подобрали работники санчасти. У него были сильно обморожены ноги и руки. В госпиталях Юрий Николаевич провел в общей сложности более двух лет и был признан инвалидом первой группы: у него были ампутированы обе ноги, одна выше, а другая ниже колена, и обе кисти рук. Но сильная воля и железный характер не позволили ему сломаться, он не остался на обочине жизни, а стал в ряды ее активных строителей. Он научился самостоятельно передвигаться на протезах с одним костылем, по городу ездил на инвалидной мотоколяске. Писать он вначале научился, держа ручку зубами, а потом культю на правой руке ему разрезали, эти две половинки шевелились, и между ними зажималась ручка. А чтобы бумага не двигалась при письме, он ставил на лист тяжелое пресс-папье. Писал он быстро, почерк был красивый и разборчивый.
