– Если вы меня отпустите, я замолвлю за вас словечко, – пообещал он похитителям. – Скабиоз не злой. Он будет с вами хорошо обращаться, вы только верните то, что награбили у него в машинном отделении. И Фрейя, я знаю, не захочет, чтобы вас наказывали.
Младший мальчишка, Гаргл, кажется, готов был прислушаться к его словам. Он переводил испуганный взгляд с Тома на приближающиеся сани и обратно. Но Вертел сказал только: «Молчать!» – а бледные руки Коула все так же летали над приборной доской. «Винтовой червь» снова пришел в движение, его жирное туловище просело и опустилось на лед. Из-под днища выдвинулись вращающиеся диски циркулярных пил, тугие струи горячей воды ударили в лед, поднимая тучи пара. Неуклюже перебирая ногами, «Винтовой червь» поворачивался вокруг своей оси, прорезая для себя путь к спасению. Когда он сделал полный оборот, пилы снова втянулись внутрь и машина шмякнулась на брюхо, выдавливая своим весом ледяную пробку, проталкиваясь вниз, в воду.
Скабиоз на расстоянии ста метров увидел, что происходит. Зажав руль коленями, он снял руки с приборной доски и поднял винтовку, но пуля отскочила от бронированного корпуса и с жужжанием улетела прочь, точно заблудившаяся пчела. Выпученные глаза-иллюминаторы скрылись под водой. Мелкие волны переплескивались через спину паука, заливали магнитные захваты и люки, через которые выпускались телекамеры. Длинные ноги сложились одна за другой, и все исчезло.
Скабиоз остановил сани, бросил винтовку. Добыча ускользнула, унося с собой Тома и мальчишек-грабителей, а он понятия не имеет, куда они направляются, не может последовать за ними. «Бедный Том, – подумал Скабиоз. Несмотря на свой суровый вид, он привязался к молодому пилоту. – Бедный Том. И бедный Аксель – он умер, умер, и его призрак не ходит по Анкориджу. Из Страны без солнца не возвращаются, мистер Скабиоз».
Хорошо, что на нем надета маска для защиты от холода. Его люди не увидят слез, бегущих по щекам начальника, когда выберутся из саней и подойдут заглянуть в прорубь, проделанную удирающим паразитом.
Хотя смотреть-то, в общем, не на что. Только широкий круг открытой воды, да волны плещут по краям, как будто насмешливо аплодируя.
Фрейя проснулась от рывков и толчков города, от звяканья бутылочек с шампунем и баночек с ароматическими солями, срывающихся с полок в ванной, где они стояли, позабытые. Девушка принялась звонить, вызывая Смью, но он не показывался, и в конце концов она отважилась выйти из Зимнего дворца одна – быть может, она была первой маркграфиней, решившейся на такое, со времен Долли Расмуссен.
