Как пробежала среди обреченных искра, которую высек старик? Все было невероятным от начала до конца.
Прикуривая, немцы отворачивались от ветра. Одного из них заступом Федот срезал с ног. Автомат словно сам прилетел, сам присосался к его рукам. И уже, визжа, корчились от пуль овчарки. Ближние к Федоту немцы, натыкаясь на свинец, с ходу ныряли в толпу заключенных. Точно сами торопились передать им автоматы. «За мной!» — дико заорал Федот и бросился к гряде камней. Густая толпа пленных кинулась за ним, заслонила собой, спасла от пуль. Немцы стреляли, но не особенно спешили за беглецами, знали: убежать с площадки некуда, за каменной грядой — пропасть. «За мной! За мной!» — словно в исступлении продолжал звать Федот.
Смертники десятками падали под огнем, их рвали злобные, специальной выучки псы.
Гряда камней позади. С нее — сплошная дробь автоматов. И пропасть. Тут-то, как это не раз бывало с Федотом в бою, вернулось к нему самообладание. Лег за камень на край стремнины. Быстро и точно определял цель, одиночными стрелял по перебегающим немцам.
Кроме Федота, добежал еще один пленный, но и он покатился в пропасть мертвым.
Последний патрон Федот выпустил по псу, налетевшему в упор. Пес ткнулся носом в землю, подергался и затих. Федот разбил автомат о камень, крикнул: «Что, взяли, собаки?» — и свалился с обрыва.
Очнулся от холода, голова лежала в горном стремительном ручейке.
На ноги встать не смог: они вспухли и кровоточили.
Противоположный склон — крутая каменная стена — окуривался туманом. Где там, далеко ли наши?
Трое суток лежал Федот под навесом скалы. Одной рукой мог кой-как шевелить. Ею доставал воду, смачивал раны. Днем и ночью стоял промозглый холод. Беспамятство, снова явь… Жгучая, смертная явь.
На четвертые сутки на Федота наткнулась наша разведка.
Второй раз вернулся Федот с того света. Первый — в руки врагов, второй — к своим.
К своим… Еще в госпиталь пришел следователь: как да почему в плен попал. «Так, так… Хорошо», — будто верил.
— Ну, Федот, принимай работу!
Федот вздрогнул, заглянул в яму: Пантюха поднял навстречу темное в поту и грязи лицо. Он постарался: могила была глубока.
Федот стоял долго и молча. Пантюха недоуменно оглянулся, осмотрел свою работу: может, с изъяном каким выкопал? Снова поднял глаза, пожал плечами.
— Спасибо, — сказал наконец Федот. — Давай руку.
Помог Пантюхе выбраться из могилы. Тот надел фуфайку, устало облокотился на лопату.
— Пантелей Саввич… Мать часто болела в последнее время? — спросил Федот, протягивая папиросы.
