— Вы говорили, что многих арестовывали по письмам, точнее доносам. Представьте, что кто-то бы написал, что вы, Саголович, немецкий шпион…
— Меня сразу же посадили бы и через пару недель расстреляли. Поймите, время было такое, в каждом видели шпиона. А если он еще пришел с той стороны…
— Случалось ли вам прекращать дело, отпускать арестованного?
— Однажды я написал такое постановление, понес на визу Цанаве. Он разорвал его на моих глазах и, швырнув мне в лицо, пригрозил, что я займу в камере место того перебежчика.
— Где в основном рассматривались «шпионские» дела?
— Точно не помню, но скорее всего в «тройках». Какие приговоры выносились, тоже не знаю, но не исключено, что многие перебежчики были расстреляны…
Из показаний Василия Никитича Михаевича, 1928 года рождения, пенсионера:
— Когда я в 1952 году пришел работать в МГБ БССР, мне дали для общего ознакомления архивные дела (уголовные). Они хранились в большом шкафу прямо в отделении. Все полки были забиты этими делами, каждое представляло собой тоненькую папку, в которой лежало несколько листков машинописного текста. Это были протоколы допросов. Обвиняемые все были из Западной Белоруссии, молодые люди, которые переходили границу в 1937—38-м годах.
Повторяю, дел было очень много, даже не сотни, тысячи. Все обвиняемые признавались, что состояли на службе у зарубежных разведок. Но меня поразило: в протоколах допросов даже не указывалось, в чем заключалась их разведывательная деятельность. Все они были написаны по шаблону. В конце многих дел значилось «ВМН» — высшая мера наказания. Иногда в них указывалось, что человек осужден к 10 годам лишения свободы. Приговоров в папках не было. Все дела рассматривал не суд, а «тройка».
Где приводились в исполнение приговоры о высшей мере наказания, в делах не указывалось.
Продолжение диалога:
— Скажите, Саголович, приходилось ли вам участвовать в расстрелах заключенных? И где осуществлялись эти акции?
— Мне ничего не известно. Лично я участия в них не принимал. Однажды, правда, Литвинов сказал мне, чтобы я приготовился вместе с другими работниками отдела выехать на расстрелы. Я почистил пистолет — у меня был «Браунинг», — взял запасную обойму патронов, но за мной никто так и не зашел. Потом Литвинов объяснил, что обошлись без меня.
— А часто следователи ездили на расстрелы?
— Нет, не часто. Для этого были специальные люди в комендатуре. Из отделов привлекали, только когда те не справлялись.
