– Привет.
Она оседает на пол, почти облегченно, стаскивая телефон себе на колени.
– Ты вернулся, – говорит она.
– Да. Сегодня утром. Приехал поездом. Вообще-то несколькими поездами. Ты не поверишь, сколько я ехал.
– Можешь мне сам рассказать попозже.
– Могу? – Она слышит в его голосе улыбку. – Ты сможешь выбраться?
– Конечно. Эвелин ушла на ланч и меня официально отпустили до конца дня.
– У тебя? Через полчаса? Сорок минут?
– Жду.
Она сметает контрольки в небрежную кучку, опустошает ванночки для проявителя и споласкивает их под краном. Когда она выходит из лаборатории, ее изумляет сияние солнца, она теряется, не находя в квартире той же тьмы, словно забыла, какое сейчас время суток и время года. Ифа мечется по квартире в поисках разбросанных вещей: жакета, темных очков, ключей, сумки. Сбегает по лестнице, выходит из здания и спускается в метро.
На платформе толпа, жара невыносимая, но проходящие поезда приносят внезапное облегчение, воздух движется. Ифа занимает место среди ожидающих людей. Слева двое мужчин спорят по-итальянски, один для выразительности бьет себя по лбу; справа немолодая женщина в лисьем меху и кружевных перчатках. По какой-то причине Ифа вспоминает мать. Гретта как-то рассказывала, что у ее тетки была лисья горжетка и ей так нравилось, что у лисы во рту была пружина, чтобы защелкивать на хвосте.
Ифа стоит на платформе, подземный ветер колышет подол платья, она думает о матери, когда та была ребенком, о лисьей голове у нее в руках. Потом приходит поезд, и она подается вперед. В толчее перед дверями она позволяет лисьим усам скользнуть по своей руке.
Выходя на Деленси-стрит, Ифа понимает, что необходимо зайти в магазин. Нужны молоко, хлопья, хлеб: основные продукты, которые есть у большинства людей дома. Она мнется у витрины, разглядывает выставленные апельсины, берет персик и стоит, держа его в руке, ощущая его плотность, его шкурку, похожую на мышиную. Женщина, бедром подпирающая ребенка, которого держит на руках, тянется мимо нее за гроздью бананов и говорит, словно самой Ифе: «Ты доиграешься». Старик в дверях тщательно пересчитывает монетки, перекладывая их из одной руки в другую. Нетерпение, кажется, окутывает Ифу, словно плащ; она, оказывается, не может заставить себя войти, не может заставить себя ждать в очереди, чтобы заплатить. Она кладет персик обратно, бережно, чтобы он угнездился со своими собратьями. Когда она уходит, ребенок отказывается от предложенного банана, плача тонким голосом.
