Крики секретарши. Заблокированные выходы. Вой сирены… и холодный метал на запястьях.
* * *
Нас привезли в СИЗО. Оставили одних, не подселяя никого чужого, и… просто ушли. Мы оказались в помещении, которое напоминало чулан. Его стены покрылись толстым слоем плесени, выделяя удушливую сырость. Скупые лучи света пробивались сквозь узкое окно, отображаясь на полу решетчатым узором. Проходили дни, а мы продолжали сидеть на грязных лавках, пялясь друг на друга, с каждым часом все глубже погружаясь в молчание. Выпендреж и борзость таяли на глазах, говорить не хотелось, казалось, даже воздух начинает пропитываться озвученным отчаянием. Нас не вызывали на допрос, не выдвигали обвинений, игнорировали любые вопросы. Полное пренебрежение. Изощренная пытка неизвестностью и молчанием.
В конце концов пришел момент, когда у парней начали сдавать нервы. Именно в таких ситуациях проявляется характер, выносливость и эмоциональная стойкость. Было понятно, что нас не станут держать здесь вечно. Этот прессинг кому-то нужен и сейчас наше главное задание — дождаться, когда будут озвучены условия.
Только не говори, что ты не виноват. Это оскорбляет мой разум.
(с) из кинофильма "Крестный отец"
У человека всегда есть выбор: взять под контроль свои эмоции, сохранять здравый смысл и держаться с достоинством, даже когда к сердцу подбирается ядовитый плющ страха, или поддаться истерике, выпуская на поверхность испуганного, слезливого ребенка.
— Граф, может, ты наконец-то засунешь в жопу свою гордость и позвонишь отцу. Одно его слово — и уже вечером мы будем отрываться в кабаке с телками, по две на каждого.
— Иди нахрен. Никаких звонков.
Корт подскочил со скамейки и, схватив меня за футболку, разбил мне лбом нос, срываясь на истерический крик:
— Ты корчил из себя крутого главаря, так давай — вытаскивай нас из этого дерьма, а не веди себя как сопливый мудак.
Я зарычал от боли, сорвался к чертям собачьим, оттолкнув его со всей силы и, схватив за волосы, начал долбить головой об стену, еще и еще, вымещая свою злость… потому что он прав. Каждое слово — как обжигающая кожу пощечина. Они всегда шли за мной, беспрекословно выполняя любое указание, и все, что происходит с нами — моя вина. Я не мог остановиться, понимая, что в этот раз нервы сдают уже у меня — от беспомощности и осознания, насколько больно оказалось падать с придуманной высоты.
На стене появились свежие брызги крови — они резко контрастировали на фоне старых, засохших потеков грязно-коричневого цвета. Эти стены впитали в себя не одну смерть, заглатывая последние выдохи тех, кто отправился отсюда в свой последний путь. Корт внезапно замолчал и обмяк в моих руках. В этот момент в камеру ворвались охранники. Один из них, оттащив меня от Корта, прижал к стене и приблизился вплотную — я рассмотрел даже капли пота, выступившие на его верхней губе, и, пробирая сверлящим взглядом, сказал:
