…По реке плыла лодка. На ее борту было написано: «Катерина-одиночка». Река светилась от солнца. Какие- то люди стояли на берегу, в густой тени, показывали на Майю пальцами и смеялись. Они отличались от нее только тем, что Майя плыла по широкой реке, а люди стояли на берегу, но не было более чуждых существ в мире! И Майя легла на дно лодки, чтобы люди не видели ее.
Это был бред.
Майя оказалась в своей комнате. В незапертую дверь вошли Чужие, стали мучить смехом. Чужие были все разноликие, разноглазые, но все они были на одно лицо, одинаковые, будто покрытые общей оболочкой. А Майя лежала перед ними - одна, особенная, другая - уже не меж деревянных бортов «Катерины-одиночки», а меж ладоней Судьбы. Сначала они показались теплыми, а теперь медленно остывали.
«Если бы встать, закричать! Если бы помогли!»
Если стоял среди Чужих и равнодушно смеялся.
«Помоги! Верни время назад! Избавь меня от этого!»
Великий волшебник по имени Если посещает каждого. Сколько он сулит соблазнов! Но это все обман, туман и морок. А время - самое непреклонное, что есть на свете, оно всегда уходит, несмотря на наши мольбы. «Поземщик! Замети все мои следы и все дороги ко мне в памяти, мыслях и сердце, замети, Поземщик!»
И послушно мело, мело - по оледенелому дворцу тайги, и сквозным коридорам рек, и пустынным залам полей… И над горным озером, которое, промерзнув до дна, лежало в отрогах Сихотэ-Алиня, будто чье-то вынутое и брошенное сердце, мело, мело.
Замело следы Майи, и Чужие заблудились в метели и ушли. Поземщик прощально вздохнул и исчез. Его кто-то позвал издалека, кто-то страстно мечтал задержать вылет самолета. Поземщик опоздал, самолет улетел. Но это тоже был бред.
***
Когда Майя очнулась, ночь наводила мосты на землю.
- Цветица! Ох, Цветица, что со мною!
Молчала радость, жившая в цветке.
- Мне худо, успокой меня, Цветица!
Вскипели ветры. Звезды заискрились.
- Цветица, это все обман, неправда это! Скажи мне - светом, звуком или цветом, - что я ошиблась, нет беды со мною!
Цветок молчал, но звезды все играли.
- Ох, усыпила ты меня своею сказкой. Как я могла забыть, что Змей меня поганил? Мне лучше петлю было б свить, чем песни твои слушать, сладенькая лгунья! Нет, быть того не может… Избавиться скорей от яда, что набух во мне и мерно созревает! Зеленоцветный, златоглазый яд - с руками и ногами? Или вечно он на брюхе будет ползать, рот сомкнувши, и лишь единожды его разверзнет, чтоб до смерти ужалить мать свою - меня?
