– Говорить тут не о чем, папа. Мы оба и вполне дружелюбно согласились расторгнуть помолвку. Прошу тебя об одном: относись к нему так, будто ничего не произошло.
– Я отстегаю его кнутом! – взревел полковник Клибборн. – Он оскорбил тебя, и я заставлю его на коленях просить у тебя прощения. Клара, где мой кнут?
– Папа, будь благоразумен!
– Я благоразумен, Мэри! – проревел доблестный солдат, вновь багровея. – Я знаю свой долг, слава Господу, и собираюсь его исполнить. Если человек оскорбил мою дочь, мой долг джентльмена и офицера – от души выпороть его. Когда этот жалкий доктор грубо обошелся с тобой, я взгрел его так, что мало ему не показалось. Я пинал доктора, пока он не взмолился о пощаде, и если бы большему числу людей хватало храбрости самим вершить суд, в мире поубавилось бы подлецов.
На самом деле полковник не стегал доктора кнутом и не пинал его, но ему нравилось думать, что он проделал все это. Моралисты учат нас, что намерение более похвально, чем акт насилия. Так пусть же бесстрашный кавалерист полагает, будто исполнил все то, чего ему не удалось осуществить из-за сложившихся обстоятельств.
Угрозы отца ни в коей мере не тревожили Мэри. Его она знала очень хорошо, но насчет матери сомнения оставались.
– Ты будешь относиться к Джейми, как прежде, правда, мама?
Миссис Клибборн улыбнулась:
– Дорогая, полагаю, что я леди.
– Он больше никогда не появится в моем доме! – бушевал полковник. – Говорю тебе, Клара, держи его от меня подальше. Если встречу его, то за себя не ручаюсь. Я поколочу его!
– Реджи, дорогой, у тебя будет ужасное несварение желудка, если ты не успокоишься. Ты знаешь, что происходит, если начинаешь волноваться сразу после еды.
– Это бесчестно! Наверное, он забыл все полукроны, которые я давал ему, когда он был мальчишкой, и сигары, и портвейн, которыми я его угощал. Только на днях я открыл для него новую бутылку! Я больше никогда не сяду с ним за один стол, и не проси меня, Клара… Его беспредельная наглость, вот что выводит из себя. Но он женится на тебе, дорогая моя. Я заставлю его!
– Не вини Джеймса в том, что он нарушил данное им слово, Реджи, – проворковала миссис Клибборн.
– В таких случаях джентльмен сам вершит суд. Как жаль, что ушли те славные дни, когда вопрос решался с помощью холодной стали!
И полковник в подкрепление своих слов принял соответствующую стойку, убрал левую руку за спину, а правой нанес разящий укол.
– Дорогая, принеси мне мои очки! – попросила дочь миссис Клибборн. – Думаю, они в корзинке с вязаньем или в кабинете твоего отца.
