Тут, признаюсь, я вышла из себя: «Полагаю, вы взяли портвейн, чтобы выпить его». Знаешь, что он сделал? Расхохотался: «Бутылка такого портвейна стоит в местной лавке два шиллинга. Святые нас поддерживают».
Джеймс подавил улыбку.
– «Вы наглец! – воскликнула я. – Как вам не стыдно так говорить с женщиной! Я немедленно пошлю миссис Гэнди другую бутылку, и это не ваше дело, сколько она стоит!». «Если вы сделаете это и что-нибудь случится, клянусь Богом, я подам на вас в суд за непредумышленное убийство», – пообещал он. Я позвонила в колокольчик. «Покиньте этот дом и больше никогда не смейте приходить сюда!» Как по-твоему, Джейми, я поступила правильно?
– Моя дорогая Мэри, ты всегда поступаешь правильно!
Джеймс оглянулся, увидел, как доктор заходит в коттедж, и с удовлетворением подумал, что уж он-то положит подушки, как удобно старику.
– Когда я рассказала папе, – продолжила Мэри, – он пришел в ярость и выбежал из дома с кнутом, чтобы отстегать доктора Хиггинса. Все утро разыскивал его, но не нашел. Потом мы с матерью убедили отца, что лучше отнестись к этому вульгарному человеку с молчаливым презрением.
Заметив, что доктор – крепкий, широкоплечий мужчина, Джеймс подумал: полковник Клибборн поступил мудро, согласившись с женой и дочерью. Печально, конечно, но в этом мире правота так часто уступает грубой силе!
– Его больше нигде не принимают. Мы не замечаем его. И я убеждаю всех не пользоваться его услугами.
– Понятно, – пробормотал Джеймс.
Следующей пациенткой Мэри была женщина, и Джеймса вновь оставили на дороге, но на этот раз ему не пришлось коротать время в одиночестве: из коттеджа вышел мистер Драйленд, высокий, полный мужчина с рыжеватыми волосами и розовыми щеками. Его крупное, массивное лицо без признаков растительности, кроме рыжих бровей, казалось до неприличия голым. У него были синие глаза и маленький рот с тонкими губами, о каких лет восемьдесят назад мечтали все молодые дамы. Не вполне справляясь с модуляциями сильного, глубокого голоса, он иной раз произносил самую расхожую фразу тоном, более подходящим для благословения. Мистера Драйленда обуревало достойное похвалы желание казаться всем людям своим, и он старался – без видимого успеха – приноравливаться к слушателям. Со старушками говорил мягко и вежливо, пускал в ход специальную терминологию с охотниками и рыболовами, с крестьянами шутил, с молодыми людьми становился по-юношески агрессивным. Но прежде всего он стремился к тому, чтобы в нем видели настоящего мужчину, поэтому громко смеялся и выказывал жизнерадостность.
