Когда человек обижен, обида никогда ему ничего правильного не подскажет. Ее надо вырвать из себя как сорняк, или она опутает тебя и задушит. Алексей Ильич не вырвал из себя обиду. Перестал встречаться с детьми, а они и не стремились к встречам. Телефон утих. Татьяна Аркадьевна была на гастролях в Краснодарском крае. Она звонила ему иногда ночью откуда-нибудь из жаркой станицы, голос ее легко преодолевал две тысячи километров: «Милый, дорогой Алеша, осталось восемнадцать дней до моего возвращения. Я привезу помидоры и ранние дыни…» После ее звонка что-то благоуханное вплывало в комнату, он засыпал, и ему чудился утренний опрятный базар с ранними дынями и большими яркими помидорами. Он видел, как Татьяна Аркадьевна в белом широком костюме склоняется над прилавком и выбирает дыню. У нее было необыкновенно красивое имя — Татьяна Аркадьевна. Она играла на скрипке в театральном оркестрике и то с театром, то отдельно с этим оркестриком выезжала на гастроли. Она была на десять лет моложе его и говорила по этому поводу: «Господи, какое счастье встретить такого человека, как ты, и в шестьдесят два года почувствовать себя молодой!» Он отвечал: «Не знаю, не знаю, велико ли такое счастье, мне бы хотелось быть твоим ровесником».
Они познакомились наиглупейшим, как потом она утверждала, образом. Было около полуночи, когда он вывел прогуляться овчарку Диту, оставленную ему на неделю подругой Сони. Овчарка эта жила у него уже не в первый раз, и Алексей Ильич довольно умело с ней управлялся. Но тут собака вдруг взбрыкнула, вырвала из его руки поводок и понеслась в темноту. Вскоре раздался женский крик. Алексей Ильич собрался подбежать, успокоить женщину, мол, собака шестимесячная, неопасная, но ноги ему вдруг отказали. Они держали его, но шага он сделать не мог. Дита сама вернулась, вскинула передние лапы ему на грудь, и тут же он услышал возмущенный голос:
— Безобразие! Завел собаку, так и водил бы ее в наморднике!
Видимо, обращение на «ты» ввело его в заблуждение.
— Такая большая девка, — ответил он, — и щенка испугалась.
Она приблизилась к нему, он увидел ее, и оба они легко раскатисто засмеялись.
— Это не ваша собака, — сказала женщина, прижимая к груди большой букет пионов, — ее вам навязали. Кто-то уехал, а псину всучил вам.
Его заинтересовали цветы.
— Так поздно собрались в гости?
— Нет, я скрипачка. Всегда кто-нибудь нашему дирижеру дарит букет, а он отдает его мне.
Только после этих слов он заметил у нее в руке футляр.
