— Мне ничего из этого хлама не надо, — сказала Манечка, — я могу взять только мамино колечко с аметистом и какую-нибудь вазочку на память.
— Надо или не надо — так вопрос не стоит, — ответили ей. — Все, что осталось, придется куда-то определять. Не можем мы все это оставить здесь, всю эту мебель, посуду и остальные вещи.
Дети были еще молодыми, едва за сорок, а Манечке так и вообще тридцать пять. Все чувствовали, что Соня бессердечно обошлась с Татьяной Аркадьевной. Могла бы и подобрей с ней обойтись, и автобусы из похоронного бюро могли изменить маршрут, проехать по улице Каховского. Но никто ничего не сказал. Сидели, сортировали вещи, нужные раскладывали на пять кучек, ненужные отбрасывали.
Оценивал вещи Костя, самый спокойный из них, самый благоразумный.
— Кому нужен этот коврик? Никому? Тогда отправляю коврик на выкидон.
— А вот персональный подарочек, подстаканник с надписью: «Васеньке к совершеннолетию». Ты разве совершеннолетний? — пошутил Костя, протягивая брату потемневший от времени латунный подстаканник.
— Не нажили родители ни злата, ни серебра, сидим и делим какой-то скарб, — сказал рыжий Артур.
— Надо, надо поделить, — ответила Манечка, — только куда мы вот эту, шестую кучу денем, неужели выбросим? Вот эти чистые, из прачечной, Алешины рубашки выбросим?
Все заскучали, да и спать всем уже хотелось. Соня попробовала сменить тему.
— Нет, это не разговор. Разговор у нас, как я заметила, разгорается и пылает только вокруг Татьяны Аркадьевны.
— Я ненавижу ее, — сказала Манечка, — она все-таки во многом виновата.
— Помолчала бы, Манечка, — сказал Артур, — уж тебе ли, умиравшей от любви в двенадцать лет, испепелять Татьяну Аркадьевну?
— Так в двенадцать же, а не в шестьдесят два, — вступилась за Манечку Соня.
— А Манечка ведь в Василия была влюблена, — сказал вдруг Костя, — всю жизнь говорим про Манечкину любовь в двенадцать лет, как она чуть от нее не загнулась, а Васька всегда при этом присутствует и помалкивает. Я даже забыл, что это он являлся предметом Манечкиной безумной страсти.
— Ладно вам, — отозвался Василий, — давно эта тема закрыта.
И Артур его поддержал:
— Костя, не отвлекайся, работай, работай, а то мы так никогда не закончим.
Костя стал продолжать:
— Пенсне старинное, в серебряной оправе, чеховское! Кто претендует?
Все молчали. Костя рассердился:
— Получается ерунда. Вы молчите. В кучу на выкидон я такое пенсне отправить не могу и беру его соответственно себе. А зачем мне этот хлам?
