Кроме того, начав расспрашивать подруг, я вскоре выяснила, что Генри всегда напивался, когда был с ней. Вёл себя грубо, заставлял её, как дуру, ждать в машине всю ночь, пока он резался с дружками в карты. Мне начало казаться, что я получаю от Генри всё лучшее, а худшее достаётся ей.
Генри. Я проводил время в основном с Карен и детьми, но, когда Карен начинала орать и доводить меня, я уходил к Линде. Жил у неё несколько дней и возвращался к семье. Это безумие продолжилось, даже когда я сел в тюрьму. Помню, однажды Карен ворвалась в зал свиданий «Райкерс-Айленд», рыча, словно горилла. Она бесновалась. Оказывается, один из этих крысячих вертухаев показал ей имя Линды в списке моих разрешённых посетителей. Карен заставила меня вычеркнуть Линду, угрожая в противном случае не подтвердить наши крепкие семейные связи и здоровую домашнюю атмосферу на очередном заседании комиссии по досрочному освобождению. Это могло обойтись мне в пару месяцев свободы, так что Линду из списка пришлось убрать.
Карен. Пока он сидел в «Райкерс», я старалась ходить на свидания как можно чаще, хотя эта тюрьма оказалась настоящей дырой. Охрана обращалась с нами очень плохо. Посетители приезжали на парковку неподалёку от острова, пересаживались в тюремный автобус и ехали через охраняемый мост, а потом расходились по вагончикам, откуда охранники забирали нас на свидания с заключёнными в разных корпусах тюрьмы. Я была на последних месяцах беременности и с таким огромным животом, что едва могла забраться в автобус, но с другими женщинами охранники вели себя гнусно — постоянно хамили им и даже лапали. Это было отвратительно, но что бедные женщины могли поделать? Они боялись кричать на охрану, чтобы не лишиться свиданий, и боялись рассказывать своим мужьям и приятелям, потому что от этого стало бы только хуже. Свидания представляли собой всего лишь двадцатиминутный разговор по телефону через грязное стекло, которое никому и в голову не приходило помыть. Кроме того, нельзя было приходить, когда захочешь. Я приезжала по субботам, потом надо было ждать следующего воскресенья, а потом снова субботы.
Я постоянно встречалась с адвокатом, пытаясь вытащить Генри как можно скорее. Например, существовало правило, что за хорошее поведение заключённому уменьшают срок на десять дней каждый месяц. Это могло бы сократить его двухмесячную отсидку на треть. Я направилась прямо к окошку «Взыскания и поощрения», и они объявили мне, что правило изменилось — теперь это лишь пять дней в месяц. Я разозлилась. Пошла к нашему адвокату, и он выправил мне бумаги, подтверждающие, что Генри был осуждён, когда ещё действовали прежние правила. Я написала письмо комиссару. Написала в надзорную комиссию. Написала всем и каждому. Адвоката тоже заставила писать жалобы. Я боролась и победила. Они решили наконец, что Генри можно сократить срок на двадцать дней.
