И было еще одно: беспристрастность в сочетании со стальными нервами, хитрым изворотливым умом и интуицией, которая срабатывала тогда, когда уже ничего не работало. Кто-то однажды сказал об О'Маре, что он обладает храбростью льва, хитростью змеи и интуицией женщины.
Гелвада усмехнулся. Он подумал, что это великолепное сочетание. Оно должно сработать.
Он взглянул на светящийся циферблат часов. Было двадцать минут второго, и пора было приступать к работе.
Он снял пиджак, одел резиновые хирургические перчатки и приступил к неприятной работе. Пяти минут было достаточно, чтобы убедиться, что О'Мара был прав. Ничего существенного обнаружить не удалось. Зажигалка, портсигар и авторучка — все разбитое в результате падения, пачка окровавленных стофранковых и пятисотфранковых банкнот.
Гелвада сунул пальцы в верхний карман жилета под испачканным пиджаком, в карман которого О'Мара положил записку о самоубийстве. Записки не было, карман был пуст.
Гелвада выпрямился, снял перчатки, вывернул их и положил в карман пиджака. Одел пиджак и встал, глядя на тело.
Итак, одно уже случилось. То, чего опасались. Это небольшое происшествие разрушило все замыслы и расчеты. Кто-то был настолько заинтересован в покойном Тодрилле, что даже обыскал его тело — весьма неприятное занятие — и забрал записку. И что могло быть за всем этим?
Только одно. Тот, кто обыскал труп, не хотел, чтобы смерть Тодрилла посчитали самоубийством.
«Чрезвычайно неудобная личность», — подумал Гелвада. Мысль О'Мары была совершенно очевидной. Предсмертная записка на теле Тодрилла прикрыла бы множество грехов. Если бы тело было осмотрено полицией Сант-Лисса, приглашенной Понтенном, который должен был обнаружить его позднее вместе с Тангой, по плану О'Мары, — находка записки дала бы возможность полиции закрыть дело без дальнейшего расследования. Если бы они проявили рвение в расследовании и связались с Парижем для тщательной проверки личности предполагаемого Тодрилла, они послали бы в Центральное управление фотографию и удостоверение, которые Гелвада намеревался оставить на теле в старом конверте. Центральное управление лично бы узнало через Второй отдел, что погибший был не настоящим Тодриллом, действительно погибшим французским агентом. После этого полиция прекратила бы дело, не поверив, разумеется, в самоубийство, а посчитав, что Тодрилла убрали маки или одна из групп Сопротивления, знавших правду и ликвидировавших с конца войны уже многих предателей. Таким образом, цель О'Мары — не привлекать внимания публики к убитому Тодриллу — была бы достигнута.
