Решительно ничего. Ничего не знал и о личной жизни Кордовера, и о его надеждах и опасениях, страхах и желаниях, о том, как он проводит свой досуг, чем занимается, любит ли женщин…
Что ж… все солдаты таковы, разве нет? Вы сражаетесь, бок о бок с человеком, лежите с ним в одном окопе, бьете вместе немцев, но на самом деле не знаете о нем ничего. Не знаете, откуда он родом, чем занимался, раньше, о чем мечтает. Да и зачем вам это знать? Ведь ваша близость с ним — всего лишь прихоть войны, и не более того, а в остальном его личная жизнь принадлежит лишь ему одному, так же, как ваша принадлежит только вам.
Керр зашел в бар на углу Слейн-стрит и выпил двойное виски с содовой. Потом вышел, закурил сигарету и пошел по Найтсбриджу в направлении Брамтон-роуд. Он был в отличном настроении, им владело какое-то смутное чувство полного удовлетворения собой и окружающим миром.
Он шел вперед ни о чем не думая, наслаждаясь жизнью. Один или два раза он свернул на боковые улицы, направо и налево, сам не отдавая себе в этом отчета. И вдруг он остановился.
Он стоял посредине очень красивой площади, которую окружали дома изысканной архитектуры. Керр не помнил такого места в Лондоне.
Он пересек площадь. По другую сторону ее перед ним открылась узкая улица, немного подальше виднелась арка, а под ней светились огни кабачка. Это было старинное заведение со свинцовыми переплетами на окнах, над дверью в готическом стиле раскачивался старинный герб. Керр подумал, что это очень похоже на старинную церквушку, превращенную в трактир, и эта мысль показалась ему очень забавной.
Он свернул под арку и вошел в кабачок. Внутри все выглядело столь же необычно, как и снаружи. Помещение бара имело форму буквы «L» с низким потолком.
Зал был переполнен. Низкий гул голосов и запах табака висели в воздухе. Керр прошел в самый конец зала и опустился на табурет у стойки. Он заказал двойное виски с содовой.
Он почувствовал, что страшно устал, и решил, что выпьет свое виски и сразу же пойдет домой. Придет домой и ляжет спать. Ему просто необходимо лечь спать.
Голоса вокруг него жужжали и гудели, слова не доходили до его сознания. И вдруг среди общего гула, ясно выделился чей-то голос.
Этот голос произнес с американским акцентом:
— Иесусе… ребята, что за крошка?!
Обернувшись, он увидел, что это говорит какой-то солдат. Крутанув свой табурет, Керр посмотрел туда же, куда уставился говоривший. Но из-за своеобразной формы зала ему ничего не удалось разглядеть. Как видно, объект восхищения сидел в дальнем конце буквы «L». Керр поднялся со стаканом в руке, подошел к дальнему краю стойки и посмотрел туда же: и так и застыл с удивленным выражением на лице.
